Месть подают холодной. Лада Любимова

приятное, что она так и норовит залезть в штаны к своему боссу, причем упорно делая вид, что не понимает причин неодобрения этих попыток.

      Сам же Зимин, несмотря на сверхдостаток и определенно выраженную привычку иметь все самое лучшее, обходил стороной молоденьких курочек, которые вешались гроздьями ему на шею. Он прекрасно понимал, что привлекает их прежде всего статусом, деньгами. И даже будь у него не такое накачанное тело и ухоженный вид, толпа охотниц ничуть не поредела бы.

      Охотницы. Прохор усмехнулся. Надо же, римская Богиня охоты – она же Диана.

      Но как бы то ни было, девчонки ассоциировались у него только с ровесницами сына и никакого интереса не вызывали.

      Не вызывали до тех пор, пока ему в голову не пришла шальная мысль бросить все и отправиться на встречу одноклассников.

      Прохор задумался. Это первый безумный поступок за последние двадцать лет. Может как – то число «двадцать» на него подействовало? Все равно непонятно, какого черта он согласился? Продемонстрировать всем, что он не Прошка – картошка, а сам Прохор Зимин? Глупости! Все, что он делал, он делал для себя, оставив прошлое в прошлом. Загнав его, как мерзкую толстую крысу в темный подвал памяти. Прошка не имеет к нему никакого отношения. Он намеренно ни разу не приезжал в родной город и категорически запрещал тетке Марии, воспитавшей его, рассказывать что-либо о нем. Он регулярно присылал ей деньги, отправлял в лучшие санатории, приглашал к себе погостить в Москву. И тетушка, как истинный тайный агент, крепко держала язык за зубами.

      Она и сама получала несказанное удовольствие, когда соседки завистливо оценивали ее ровный загар, который она два раза в год привозила с моря. Понимая, что помогать ей, кроме как племяннику, было некому, они пытались выудить из Марии подробности – чем занимается, сколько получает, сколько жен было, детей, ну и прочие подробности, из которых можно было бы смонтировать не один выпуск «Светской хроники».

      И даже когда одноклассницы Прохора пришли за телефоном, чтоб пригласить на встречу, Мария категорически отказала, сказала, что сама передаст.

      Прохор набрал номер тетушки.

      – Маммария, – изредка он обращался к ней, как в детстве. – Я приеду двадцать девятого. Испеки мне своих пирожков. Лады?

      Тетушка радостно заквохтала. Увидеть своего любимца в родном доме – это значило почувствовать себя снова молодой. Вспомнить, как они ползали по полу, собирая простыни пазлов, как ходили в лес по грибы и ягоды, как сражались в морском бою нарисованными корабликами. Сначала она не могла понять, почему Прохор отказывается приезжать домой. Потом смирилась, признав правоту племянника.

      С мальчишками у него особой дружбы не было. Худой, длинный, очкастый ботан не разделял общепринятые ценности – не пил, не курил, увлекался химией и физикой, бессменный победитель всех возможных олимпиад, и что особо не приветствовалось в их субкультуре – он много читал. С лидерами у него не сложились отношения по причине того, что он был белой вороной, а с париями он сам не дружил, потому что с ними было не интересно. А прибиваться к какому – либо клану, только чтоб не быть психом одиночкой, он не хотел.

      Девчонки тоже обходили стороной стеснительного, добродушного парня. Им больше по душе были наглые, оторвистые. Вот и получилось, что, кроме тетки, в родном городе ему никто не рад был.

      Да и сам Прохор был не особо рад этому городу. Так что полная взаимность налицо. Что бы там ни говорили, что родная земля и в горсти мила и прочее, он никогда не испытывал ностальгии по родным местам. Все-таки они греют воспоминаниями, и, возвращаясь туда, человек пытается воскресить ощущения, эмоции. Сердце замирает от узнавания. Каждый дом, дерево, скамейка может поведать о чем-то трепетном, приятном, волнующем. У него же не было никаких приятных ассоциаций. Юность была словно перечеркнута черным маркером.

      Глава 2

      Прохор приехал на своей машине, без водителя. Очевидно, не хотел никого посвящать в подробности своей прошлой жизни. Выгрузив пакеты с подарками, загнал машину во двор, скрывая от любопытных взоров.

      – Прошенька! Деточка моя! – воскликнула тетушка, кидаясь на шею своей тридцатисемилетней накачанной «деточке».

      – Мамуля! – практически, как бычок из мультика, растроганно пробормотал он, прижимая к себе взволнованную женщину.

      Одно дело, когда Мария приезжала к нему в Москву. Он был на своей территории, и тетушка вписывалась в его мир. Сейчас же он словно вернулся в прошлое. И как бы он не отгораживался от него, оно сейчас лезло во все щели его души своими отравленными щупальцами, оживляя монстров его персонального ада.

      С замирающим сердцем он прошелся по дому. Несмотря на то, что тетка получала от него немалые суммы, в том числе и на мебель, она не меняла ее. Только ванную и туалет отделала по современным стандартам.

      – Ма, а ты чего старье не повыбрасывала?

      – Прош, я законсервировала твое детство, – смущенно ответила женщина. Что-то немыслимо теплое завозилось в его душе, подчиненной железной воле, благодаря которой он преодолел все комплексы и выбрался, как гадкий