Самая страшная книга 2020. Дмитрий Лазарев

Если на них долго пристально не смотреть, то ты для них вроде и не существуешь. Но заглядишься – и шар начинает как бы пританцовывать и приближаться к тебе. Наши называют это «танец смерти», после того что с Колькой Кривым приключилось. Тот, конечно, по пьяни и дури своей погиб, но на остальных жути нагнал. Неделю он пил беспробудно, а в страшную ночь решил протрезветь. Выполз с похмела на крыльцо ночным воздухом подышать, а тут как раз шары! И Колька то ли с бодуна их за глюки принял, то ли не сообразил сразу схорониться. Уставился как дурной. А шар подлетел поближе и вдруг ощетинился, загудел. Кольку, орущего дурниной, приподняло над землей, сплющило и как будто втянуло в шар. И все исчезло. А спустя два дня вернулся наш выпивоха, да только уже не Колька это был вовсе.

      – Ныне, и присно, и вовеки веков. Аминь, – донесся до меня шепот Потапыча.

      Старик скупо перекрестился, окончив молитву. Синеватый свет метнулся в сторону от окна, пропал, погасив холодный отсвет в кухне. Стало с непривычки очень темно.

      – Не любят они все же молитвы-то, – торжествующе заключил Потапыч, заставив меня скептически усмехнуться.

      Я осторожно отодвинул занавеску, готовый ко всему, выглянул на улицу. Темнота. Лишь над Гнилым лесом по-прежнему пульсирует туманное облако света. Там, на кордоне, его тоже хорошо видно, значит, завтра понаедут, будут опять по окрестностям рыскать. «Неспроста они тут лазят, – всегда ворчал Потапыч. – Сами в Гнилом лесу какие-то бездны отрыли, а теперь закопать не могут. Зря, что ли, лес Гнилым-то прозвали? Не только за болота. Тут издавна чудилось да водило, да люди со скотом пропадали».

      Я собирался было опуститься на табурет, когда Карай, осмелев, вылез из-под стола с глухим урчанием. Рука автоматически стиснула ружье. Я снова приник к окну, ожидая любого подвоха. Что-то шевельнулось во мраке у кустов сирени. Какая-то неуклюжая неясная фигура. Сердце екнуло в нехорошем предчувствии. Тут же Карай залился звонким злобным лаем. Фигура, пошатываясь, пересекла двор и направилась к дому.

      – Чего там? – громким шепотом спросил Потапыч, приникая к окну.

      Совершенно некстати вспомнилась покойница-бабка, как стращала она меня маленького: не глядись ночами в окно-то, сумеря утащит. Я еле подавил крамольную мысль напомнить об этом Потапычу. Раздирает меня шутить, когда вовсе не до шуток.

      Череду сумбурных мыслей прервал резкий стук в дверь. Мы со стариком аж подпрыгнули от неожиданности, а Дениска испуганно ойкнул и завозился под столом. Зато Карай, реабилитируясь за недавнюю трусость, зашелся таким громким лаем, что зазвенела посуда в серванте.

      – Чего это? Кто это? – растерялся Потапыч, вертя головой.

      – Мужики… Откройте… – раздалось из-за двери. – Это я… Пашка…

      Мы со стариком переглянулись. Всякие гости к нам среди ночи заявлялись, но Пашку мы точно не ждали. Оказался ночью во время аномалии вне дома – считай, покойник. Пашка, если живой, так дома должен быть. А если к нам в дверь среди ночи ломится, то вряд ли это Пашка.

      – Пойду