Самая страшная книга 2020. Дмитрий Лазарев

беснующуюся за окном метель, будто она могла ответить ему.

      Сергей Шорин сидел за рулем автомобиля, рассеянно массируя шею. Бледно-розовая полоса под кадыком – не все, что он принес из тайги. Были еще сны о том промежутке между потерей сознания и моментом, когда он очнулся на полу бани. О не-жизни, о болотах, сопках и костистых существах в дуплах деревьев. О небесах цвета сырого мяса, о невидимых плакальщицах, о горькой полынной вечности без грез и надежд.

      Он смутно помнил, как они с Аллой покидали лес, но дома, под одеялом, он почувствовал запах хвои, гнили и погребальных костров и понял, что не выбрался целиком, что часть его заблудилась в чащобе: оторванный лоскут.

      И были автомобили, светофоры, пластик и бетон, а была населенная немыслимой жутью тьма. Он видел за отбойником двигающиеся согбенные фигуры, вспыхивающие искрами желтые глаза. Видел в зеркале (отныне занавешенном) ухмыляющуюся крылатую тварь в кольчуге из человеческих зубов.

      Он слышал, как ангелы поют в метельной ночи.

      Задние дверцы открылись, Шорин содрогнулся. Алла залезла в машину. На руках она держала что-то метровое, завернутое в шуршащий целлофан. Салон наполнился сладким запахом тлена. Кадык Шорина дернулся под следом от удавки.

      Шорин молчал, стискивая рулевое колесо, и Алла молчала. Прижимала к себе ношу, самую тяжелую в мире, терлась щекой о сверток. Ее глаза были лампадками. И так жутко становилось от их света, что Шорин отвернулся.

      – Поехали, – сказала женщина.

      Загудел двигатель. Автомобиль устремился к тайге.

      Парфенов М. С.

      Сюрприз

      Настя Хрипцова легко перескочила с выдвижной ступеньки на перрон и, щурясь на солнышко, глубоко вдохнула свежий воздух родной провинции. Ветерок тронул волосы, шею. По коже побежали мурашки, сердечко затрепетало.

      – Ух ты, какай стала! Милай моя! Звезда, ну прям звезда!

      Низенькая круглая Василиса Андреевна – «мама Вася», как Настя с малых лет привыкла ее звать, – подкатилась веселым цветастым мячиком. Обняла, затискала, захлопала в ладоши. Восхищенно ахая да охая, завертела, подталкивая, и завертелась сама, разглядывая то с одного боку, то с другого.

      – А платьице-то у нее какой, глянь-ко!.. А босоножки-то, а? А, Вить?

      – А что? Модно, – брякнул дядя Витя связкой ключей в ладони. Под полоской желтых от никотина усов пряталась меланхоличная полуулыбка. – Ну, здравствуй, племянница. Добре, что приехала.

      – Да! Здравствуй-здравствуй, милай ты наша! – спохватилась тетка. – Как добралась-то? Устала в дороге небось?

      – Попа болит, – хихикнула Настя. – А так нормально…

      – Ну иш-шо бы, три часа волындалась, даж больше.

      – Так она, Вить, иш-шо в Москве-то, небось, по метрам зачухалась, пока до вокзала дошкандыляла. Да, Насть? Или ты на такси?

      – На такси, – Настя с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос, заново привыкая к окающему да «ишшокающему» брянско-шуйскому эсперанто, одновременно такому милому и такому смешному.

      – А у нас