Манюня пишет фантастичЫскЫй роман. Наринэ Абгарян

Ба на коленях и завороженно наблюдала за ней.

      – Если кто-нибудь проговорится Мише о свитере, то ему несдобровать, ясно? – профилактически напустила на нас страху Ба.

      – Ясно, – заблеяли мы.

      – У тебя в зивоте кто зивет? – не вытерпев, после очередного громкого глотка спросила у Ба Гаянэ.

      – Никто.

      – Ну ведь кто-то долзен говорить «кулдумп», когда ты глотаешь? – Гаянэ смотрела на Ба большими влюбленными глазами. – Я вниматейно слушаю. Когда ты глотаешь, кто-то внутри говорит «кулдумп»! Ба, ты мне скази, кто там зивет, я никому не сказу, а если сказу, пусть мне будет нисс… нисдобрывать.

      Мы захихикали. Ба сложила ладони трубочкой и громко зашептала на ухо Гаянэ:

      – Так и быть, скажу тебе. В животе у меня живет маленький гномик. Он следит за всеми непослушными детьми и докладывает мне, кто из них набедокурил. Поэтому я все знаю. Даже про тебя.

      Гаянэ быстро-быстро слезла с колен Ба и выбежала из кухни.

      – Ты куда? – крикнули мы ей вслед.

      – Я чичас вернусь!

      – Не нравится мне это «чичас вернусь», – сказала мама. – Пойду посмотрю, что она там натворила.

      Но тут позвонили в дверь, и мама пошла ее отпирать. Это привезли обещанную пряжу. Ее оказалось неожиданно много, и обрадованная мама полезла за кошельком:

      – Я тоже возьму и обязательно что-нибудь свяжу девочкам.

      Мы перебирали большие шоколадно-коричневые, синие, черные, зеленые мотки и ахали от восторга.

      – Ба, и мне свяжешь чивой? – допытывалась Маня.

      – Конечно. Что тебе связать?

      – Колготки!

      Я хотела попросить маму, чтобы и мне связали колготки, но тут в комнату вошла довольная Гаянэ.

      – Ба-а, твой гномик про меня уже ничего не сказет! – расплылась в довольной улыбке она.

      – Какой гномик? – рассеянно отозвалась Ба.

      – Который у тебя в зивоте сидит!

      Все мигом всполошились и побежали смотреть, что такого сделала Гаянэ. Впереди на всех парах летела мама.

      – Господи, – причитала она, – как я могла забыть? Что она там учинила?

      Ворвавшись в детскую, мама остолбенела и сказала «о боже». Мы напирали сзади, вытягивали шеи, но ничего не могли увидеть.

      – Чего там, Надя? – Ба отодвинула нас и, легонько подталкивая окаменевшую на пороге маму, вошла в спальню. Мы просочились следом и ойкнули.

      Одна стена детской была там и сям аккуратненько изрисована в каляки-маляки. Красной краской.

      – Не волнуйся, Надя, отмоем. – Ба присмотрелась к художествам Гаянэ. – Что это за краска? Жирная какая. Не отмоется. Ничего, обклеим обоями.

      И тут мама заплакала. Потому что она сразу догадалась, чем Гаечка изрисовала стену. Такой красной могла быть только новенькая французская помада, которую ей на тридцатипятилетие подарили коллеги. Скинулись всем учительским коллективом и пришли на поклон к фарцовщику Тевосу. И выбрали красивую помаду от «Диор». Сдачи хватило на небольшой подарочный пакет и букет гвоздик. Нищие учителя, что с них взять. Целый