Все, что мы хотели. Эмили Гиффин

она, закрыв руками лицо. – Хватит! Прекрати! Нет!

      – Нет – ты не могла забеременеть, потому что у тебя не было секса? Или нет – ты не могла забеременеть, потому что вы предохранялись?

      Она поднялась и завопила:

      – Господи, папа! Уж лучше накажи меня! Я не хочу это с тобой обсуждать!

      – Сядь, Лила, – сказал я так сурово, как только мог, не срываясь на крик. – И не смей так со мной разговаривать.

      Она закусила губу и снова плюхнулась на диван.

      – У тебя был секс вчера вечером? – спросил я.

      – Нет, пап, – сказала она. – Не было.

      – Откуда ты можешь знать, если не помнишь?

      – Пап, знаю, и всё. Давай не будем об этом, ладно?

      Я глубоко вздохнул, готовясь перейти к самому главному.

      – Ладно. Хорошо. Кто такой Финч?

      Она принялась разглядывать свои ногти. Её нижняя губа дрожала.

      – Я знаю, что ты сделал, пап. Я знаю, ты переписывался с Грейс с моего телефона. Она отправила мне скриншоты. Я всё видела. Просто признай это.

      Я кивнул, готовясь выслушать тираду о праве на личную жизнь. Но она как-то почувствовала, что нужно вести себя смиреннее.

      – Кто он такой?

      – Старшеклассник, – сказала она.

      – Из твоей школы?

      Она кивнула.

      – Ну хорошо, – сказал я. – Сообщу об этом администрации Виндзора.

      – О господи! Папа! – вскричала она и подпрыгнула. Её глаза расширились от ужаса и стали совсем дикими. – Не надо! Пожалуйста!

      – Я вынужден…

      – Ты не можешь! Пожалуйста! Я больше никогда не буду пить! И прощу тебя за то, что ты копался в моём телефоне! И можешь наказать меня… как угодно! Только, пожалуйста, пожалуйста, не трогай его! – кричала она, перегнувшись через чайный столик, молитвенно сложив руки.

      Я привык к её мелодрамам (все подростки такие) и знал, что она начнёт брыкаться. Но всё же такая реакция показалась мне слишком бурной. Я кое-что прикинул, пытаясь понять, какая часть этой истории мне неизвестна. Спросил, всё ли она мне рассказала; она поклялась, что всё.

      – Это совершенно неважно, – добавила она.

      – Это важно. Это очень важно, – сказал я как можно спокойнее. – И нужно что-то сделать с…

      Она покачала головой и залилась слезами – настоящими слезами. Я всегда знал, когда она притворяется.

      – Нет. Не надо, папа! Правда, не надо! Мы можем просто оставить всё как есть?

      – Нет, Лила. Не можем.

      – Почему, пап? Ну почему? Господи! Я не хочу, чтобы об этом знали! Пожалуйста! Давай оставим всё как есть и не будем драматизировать! – взмолилась она.

      Я посмотрел ей в глаза и уже готов был сдаться, лишь бы она не плакала. В конце концов, сказал я себе, ей и без того хватает трудностей. Конечно, не каких-нибудь неразрешимых трудностей, мешающих жить нормальной жизнью, но тем не менее. Во-первых, она дочь плотника, вынужденная учиться в понтовой школе, битком набитой богатыми детишками. А во-вторых, мамаша ей досталась никуда не годная. Поэтому я, само собой, хотел пойти по пути наименьшего сопротивления и согласиться на её условия. Но я сомневался, хорошо ли это кончится в итоге для самой Лилы. Может быть,