Зубы настежь. Юрий Никитин

ни слова. Толстые когтистые лапы сжимали ветку с такой силой, что вот-вот брызнет сок.

      Мы вздрогнули от его неприятного каркающего голоса:

      – Злато?..

      Волк прорычал с отвращением:

      – О Великий Лес!.. Еще и этот пучок перьев.

      Ворон каркнул:

      – Молчать, серость. Хуже того – чернота! Злато – это все!

      – На что вороне злато? – рыкнул волк.

      – А ты загляни в гнезда, – отпарировал ворон. – Ломятся от злата, серебра, блестящих камешков!.. Вон на том дереве один… даже ложку спер прямо из замка. Герой!.. А на самом крайнем дереве самый ловкий, лучший из героев, драгоценное кольцо с королевской печаткой уворовал из спальни стряпухи, когда… гм… Решено, серый. Ты остаешься зализывать раны, раз уж драться не могешь, а я пойду с доблестным героем.

      Волк прорычал:

      – Ты? Почему?

      – Потому, что я ворон, а не ворона, – отпарировало с ветки. – Люди гибнут за металл!.. Ты черный, значит – темный.

      В ответ послышалось злое ворчание:

      – А ты, значит, умный? А на вкус?

      Оранжевые язычки, обессилев, втягивались в багровые поленья, те рассыпались на светящиеся изнутри красные комья, похожие на драгоценные красные камни. Я бросил сверху веточку, она мгновение в недоумении корчилась, словно потягивалась, тут же по всей длине вспыхнули короткие радостные огоньки, как щенки вгрызлись в дерево, пошли расщелкивать как спелые орешки. Я швырнул еще парочку хворостин, пламя поднялось выше, а за пределами освещенного круга сразу потемнело и словно бы похолодало.

      Волк лежал как черная глыба. Желтые огоньки иногда исчезали, я думал, что гордый волк заснул, обессилев, но через некоторое время чувствовал вопрошающий взор.

      – Спи, – сказал я наконец. – Сегодня я на страже.

      С дерева донеслось гнусавое:

      – Спите оба! Мне сверху видно все, ты так и знай. Выступать нам на рассвете!

      Я смолчал, а волк рыкнул:

      – Почему это нам?

      – Потому что герои всегда дрыхнут аж до восхода солнца, – донеслось из темноты над головами. – Сонная болезнь у них, что ли? А ты, черный, спи, спи… Мы тебя не берем, понял?

      Волк зарычал, задвигался. Я, опасаясь, что попытается подпрыгнуть до низкой ветки, раны откроются, вмешался:

      – Может быть, хоть здесь не будут решать за меня, как мне жить?

      На ветке затихло, а волк снова превратился в темную глыбу. Я наконец лег у костра, земля теплая, но твердая, даже варварские глыбы мышц не очень-то располагают нежиться вот так: без перины, подушек, одеяла, ночника…

      В лицо и поджатые колени жгло, как будто я приблизился к экзосфере Солнца, зато в спину тянуло абсолютным нулем. Я подвигался, собрался в ком, приняв позу эмбриона, только что палец не сунул в рот, волк и ворон могут счесть позу недостаточно героичной, тепло наконец-то с астрономической неспешностью двинулось изнутри к конечностям.

      ГЛАВА 13

      Красные и багровые рубины загадочно мерцали. Изнутри шло пурпурное