Вы хотели войны? Вы ее получите!. Сергей Дышев

огненной.

      Сказал – и почувствовал усталость, будто сдвинулись горы, навалились на него всей своей тяжестью; ущелье уже не насмехалось, а угрожающе скалилось – скалами и кручами, зубчатыми вершинами и обрывами. Кто он был такой, что посмел нарушить вечный покой горного края, взялся вершить чужие судьбы, казнить или миловать...

      Надо немедленно уходить, взлетать, исчезать. Но никто не должен видеть, догадаться, почувствовать, что командир в смятении, что горы-исполины истощили, высосали из него всю энергию... В спецназе нет слабых. И сейчас самое время в отблесках пожарища пресечь сомнения и вдохновить. Спецназ всегда прав. И всегда прав командир.

      Бессчетнов построил бойцов. Вертушки набирали обороты. Отблески пламени плясали на лице Родина.

      – Моя фамилия Родин, – громко произнес он. – И я за Родину... отвечаю. Как и все вы. Здесь и везде.

      Он обвел взглядом бойцов, которым давно ничего объяснять не надо было, рыкнул: – По местам!

      Оглянувшись, Родин последним залез на борт. Будто подброшенные, вертолеты стремительно поднялись. Иван рукой показал на вторую машину, в которой корчился в огне дьявольский порошок, прокричал:

      – Долбани туда!

      Денис кивнул, и с сотрясающим борт сухим грохотом один за другим ушли в цель четыре «нурса». «Нет ничего прекраснее разрушительной силы оружия», – оценил Родин. «Неуправляемые ракеты» управляемо разнесли в ошметки, обломки, щепки грузовой джип-бурбухайку, рассеяли, смешали с дорожной пылью афганский героин.

      Сделав прощальный круг над пожарищем, вертушки полетели прочь от гор.

* * *

      Самое лучшее время для спецназа – возвращение с операции. Когда душу не гложет неизвестность, когда холодок страха, азарт, возбуждение прошли свой высший пик, точку кипения, и, вместе с глиссадой, эта буря чувств, утихая, снижаясь, идет на посадку. Вертолет и десант – одно целое. Бултыхаются братаны в нем, как рыбы в аквариуме, и так же беззащитны, когда «аквариум» разбивается прямым попаданием вдребезги. Но – прочь шальные, темные, как из «приемной» преисподней, мысли, страхи, – мы летим домой! И пусть этот дом – выжженные солнцем палатки на пустынном ветру, все равно милей его на этот момент не найти, да и искать не надо. Ну, а для отца-командира (в каком возрасте он бы ни был, все одно – батя), если еще добыт РЕЗУЛЬТАТ, то это не буря, а просто шквал, который бушует у командира внутри (но виду, ясно, не подает).

      Но вот уже под железным брюхом «стрекозы» виден палаточный городок, в пустыне – именно городок, хоть в нем всего четыре шатра. Из штабной палатки выскочили букашки: офицеры-таджики, задирают головы, ждут, какие новости свалятся им на голову.

      Короткие мгновения – вертолеты садятся на площадки, пропыленный, пропотевший десант дружно вываливается на землю, короткое построение, привычная постановка задач, без которых в строю и делать нечего. Бойцы слушают вполуха, все знакомо наизусть. Разойдись!

      Вваливаются в палатки, складывают оружие, амуницию, разгрузки, срывают просоленные куртки, вокруг – шум, гам, мат-перемат. У питьевого бака выстраивается