Любовь среди ночных проспектов. Никита Сергеевич Дашевский

суждению новых рекламных проектов компании. Усталость не давала даже малейшей возможности продохнуть. Чёрт, думала, что если буду работать не в офисе, то будет куда больше времени на творчество, спустила огромное количество денег на художественный инвентарь, однако… Все пошло не по плану. Сколько же времени прошло с тех пор, когда написала последнюю картину? Сколько воды утекло с того момента… с моим наставником? Три, четыре года? Помню, как раньше помнила каждую секунду своей жизни, каждый момент, видела красоту всюду, эстетика будто лилась сквозь улицы в мою душу и выплёскивалась в картины. Да, стиль у меня более чем мрачен, образы были пропитаны либо глубоким ощущением боли, либо каким-то особым подтекстом, отражающим какую-либо ситуацию или проблему в обществе, не было этого… равнодушия к окружающим, к ситуации в мире или конкретной группе, социальной страте. Я горела изнутри, однако взрослая жизнь вгоняет в рамки, гасит индивидуальность, и по итогу сейчас я понятия не имею, кем являюсь и остался ли у меня былой запас, воображение, яркость, силы творить… И вот сейчас я сижу в сапсане, наблюдаю силуэты городов, сел, природы, мимолётно мелькающие в окне, и не чувствую… Ничего. Хотя всегда замечала особую эстетику в этих картинах, поочерёдно появляющихся и пропадающих из окон поезда, будто смотрела какое-то кино в стиле арт-хаус, впадала в транс и углублялась в себя, открывая всё новые и новые образы, возникавшие как-то сами по себе. Многое поменялось, да, но самое плачевное – поменялась я сама. И, увы, не в плане внешности. Всю свою жизнь ранее я презирала пустых людей, внутри у которых кроме мяса не было ничего, помню, как общалась с теми, чей интеллект превосходил мой в разы, однако вскоре даже гениальность и разнонаправленность личности вскоре исчерпывали себя в подобных случаях, а внутреннего пламени у человека не хватало, и я теряла интерес, постепенно проникаясь презрением, ибо даже образованность не перекрывала отсутствие внутреннего пламени. Но, по итогу, сама стала одной из тех, кого презирала и не воспринимала, что куда хуже, чем просто нахождение в подобном обществе. Что может быть хуже, чем превратиться в того, кого ненавидишь? Даже и не помню, каково это держать в руках кисть.

      Необъяснимая тяга ночных улиц

      Необъяснимая тяга ночных улиц

      На часах пол первого ночи, сапсан постепенно снижает скорость перед московским вокзалом, мелькают огни города, ставшего родным для души за эти годы. Снова здравствуй, мой мрачный Питер, здравствуйте проспекты и линии, сквозь пропахшие табаком, кофе и книгами. Плюнув на то, что завтра в 6 утра необходимо явиться в офис и отчитаться перед местным штабом компании о проделанной работе, решила вспомнить прошлое и прогуляться по Васильевскому. Вещей много в недельные командировки я никогда не беру, поэтому передвижение проблемой не является: лишь маленький рюкзачок с парой рубашек и нетбуком. Быстрым шагом, погрузившись в музыку, громкостью из наушников перебивающей звуки города, отправляюсь на Площадь Восстания. Как и обычно мне повезло: стоило мне зайти на станцию, как сразу прибыл мой поезд, почти пустой, всего по паре человек на вагон, но в моем же не было ни одного. Привычный шум, полный мрак за окном и абсолютная безлюдность – всё как в те счастливые моменты, когда я только приехала сюда поступать в вуз. Казалось, что даже тот же самый поезд. Для полного комплекта не хватало лишь книги Оливии Лэнг «Одинокий город», которую я так и оставила на одном из сидений, проспав свою станцию и в спешке выпрыгнув на следующей, чтобы добраться до хостела как можно быстрее. Вот она, родная моя Василеостровская, где жизнь кипит и ночью. Кажись, ночью здесь город оживает, а днём существует в полуспящем состоянии после бурной ночки. Пол второго, а на 7-ой линии все также студенты читают стихотворения Маяковского, Блока, пронзая воздух резкими эмоциональными фразами. Хоть и через наушники почти ничего не слышно, часть фраз всё-таки достигает ушей. Стоит лишь повернуть голову, сразу начинаю читать по губам и понимать, что конкретно сейчас конкретный человек придаёт прочтению на публику. Скучала по этому… Но сейчас цель немного иная: не хочу слушать стихи или музыку на оживлённой линии, мне необходимо добраться до дорого для души сквера, в котором каждую ночь придавалась раздумьям, обдумывала очередную идею картины или просто читала за стаканчиком кофе, который в считанные минуты остывал и превращался в некое подобие коктейля. По традиции, здесь в ночь почти никого нет: весь шум остался на 7-ой, на Большом Проспекте же нет ни баров, ни клубов, лишь ночь, привычный леденящий вечер и тёплые воспоминания. По давно забытой традиции, которая внезапно явилась вместе с ностальгией, я заранее купила стаканчик ароматного рафа и эспрессо, которое выпила на месте, дабы не мёрзнуть по дороге и сохранить раф для размышлений посреди улицы. Снег в начале ноября: странное для всех, но нормальное для петербуржцев явление. Крупные хлопья одна за одной отражались в свете ночных фонарей проспекта, тихо падая на землю, обращая всё вокруг в какую-то сцену из сказки, где все сверкало и сияло даже в ночи. Наконец заняла своё старое место на лавочке, достала пачку мальборо, прикурила горькую свою смерть, предварительно лопнув две кнопки. И всё же, каким бы пороком курение ни было, более эстетичного и прекрасного сочетания, чем табак и кофе, я так и не познала за всю жизнь. Горечь тёмных зёрен, едкий запах сигареты и дым,