Иерусалим. Елена Крюкова

посветлело туманное небо, подернулось белесой, словно инистой дымкой, Вера повязала с кистями платок, белый как метель, усыпанный ткаными яркими розами, всунула ноги в зимние короткие сапожки, еще материнские – она много чего донашивала за матерью, – накинула на плечи старую дубленку с рыжим лисьим, долыса вытертым воротником и отправилась к старушке Расстегай. Чтобы к Расстегай попасть, надо было лишь дорогу перейти.

      «Вот бы так и в Иерусалим этот попасть: раз, и в дамки. Нет, за ста землями он!»

      Сдернула варежку и постучала. В руку зубами вцепился мороз. Костяшки пальцев заболели от стука.

      Стучала смело – в окне у старушки Расстегай горел свет, она вставала ни свет ни заря и молилась.

      Шарк-шарк – раздавались за дверью шаги.

      – Кого Бог послал раненько?

      Тонкий голос звучал весело и безбоязненно.

      – Бабушка, открой! Это я, Вера.

      – А, Верушка! Ранняя пташка!

      Мгновенно распахнулась дверь.

      – А ты что, бабушка, на ключ не запираешься?

      – Однако только на крючок! Однако кому я нужна, старое базло!

      Вера нашарила на полу голик и им отряхивала сапожки от снега. Старушка Расстегай умильно глядела на нее. Ее круглое раскосое лицо катилось на Веру, как с тарелки печеное яблочко.

      – Да хватит, хватит! Обувку не сымай! Проходи! Каво явилася? Я-то щас помолюся – да в храм, к ранней обедне! А ты каво? Случилось чо?

      – Нет, бабушка! – Спохватилась. – Да, бабушка. Я… за советом. И за помощью.

      – Ах ты душечка! Да разве ж я молодым помочница! Это я тебя должна просить мне помочи! Ну ты давай… однако к столу… чайку… у меня чайник горячий… только накипятила…

      Старушка Расстегай швыряла на стол, укрытый ветхой, в старых винных пятнах, скатеркой из буфета, похожего на ржавый танк, битые блюдца, щербатые чашки. Из заварочного чайника лилась, вилась темная струя. Вера понюхала чашку.

      – Бабушка, у тебя, как всегда, на травах.

      – Да, миленькая! Да, солнышко! А без трав-то мы куда! Да никуда! Это однако здоровье! А сахарок у меня скончился! Вон, в чаёк-то жимолось швыряй!

      Перед Верой на столе, укрытом скатертью с аппликациями, стояла вазочка с темным, почти черным вареньем из жимолости. Длинные ягоды, похожие на длинный черный виноград, высовывались из густого сиропа, дразнили. Вера подцепила варенье ложкой и положила не в чай, а себе в рот.

      – М-м-м-м… вкусно… сама варила, бабушка?

      – Нет! Добрые люди принесли! добрые, вроде тебя!

      – А я – добрая?

      Вера спросила даже не ее – себя спросила.

      И думала: «Добрая я или нет? Добрая или нет?»

      – Ты-то? – Старушка Расстегай весело всплеснула короткими ручонками. – Еще какая добрая! Однако добрая, да! Вот мне одеяло подарила! И мне под им тепло!

      Вера покосилась на топчан со свернутым в огромную колбасу стеганым одеялом.

      – Я рада, бабушка, что греешься ты.

      – А это