Куявия. Юрий Никитин

и всемогущего друга на загривке, смотрел бесстрашно и с любопытством. В больших зеленых глазах отражался маленький толстенький человечек с непонятной штукой в руке, надо попробовать ее на зуб. Ортард отшатнулся, едва не выронил фонарь.

      – Это дракончик, – сказал Иггельд торопливо. – Его зовут Черныш.

      – Что за Черныш?

      – Он ласковый и добрый…

      – Убери эту гадость! – вскрикнул Ортард. – Это что же за толстая жаба… или раскормленная ящерица в моем доме! Выброси ее, сковырни… сошвырни с себя!

      – Это Черныш, – торопливо повторил Иггельд. Голос дрожал, он почти захлебывался словами: – Его нельзя выбрасывать, он стоит дорого!.. Правда, дорого! Вы же знаете…

      Ортард приблизил с опаской фонарь, Иггельд отвернул голову, ослепленный, а Ортард, морщась и зло кривя губы, рассматривал Черныша, а тот с интересом рассматривал огромного человека с непонятной светящейся штукой в руке. Здесь, в теплом и надежном месте, совсем не страшно. Всегда можно быстренько сползти вниз и спрятаться за пазуху, там тепло, уютно и безопасно.

      – Зачем принес? – спросил Ортард все еще враждебно. – Отнеси и брось обратно в яму!

      Он стоял на лестнице, загораживая дорогу наверх. Иггельд потоптался на месте, осторожно попытался снять Черныша, тот еще сильнее вогнал когти в ветхую одежду, снова зацепив тело. Иггельд постарался не дрогнуть лицом, а Черныш, очутившись на руках, довольно захрюкал и начал умащиваться поудобнее, из-за чего Иггельда раскачивало, как тростинку на ветру.

      Привлеченная громким голосом, в боковых дверях спальни показалась заспанная жена Ортарда, достославная, ее так и называли, достославная Греманна. Волосы цвета старой соломы стояли торчком, заспанное лицо походило на груду недожаренных оладий, глаза едва смотрели из щелей между припухших век.

      – Что за шум? – спросила она недовольно. – Дети ж спят…

      Увидела Черныша, рот округлился для вопля. Ортард сказал торопливо:

      – Не вопи! Город перебудишь.

      Греманна посерела, и без того серое и рыхлое лицо стало уже не горкой оладий, а свернулось в ком сырого теста. Иггельд с тоской вспомнил, что никогда не позволяла ни ему, ни своим забитым детям даже спрашивать о щенке или котенке. Однажды Чилбук и Кеич, младшие дети Ортарда и Греманны, подобрали и притащили домой жалобно мяукающего котенка, так она по возвращении вышвырнула в окно, детей нещадно выпорола. Котенок, не разобравшись, вернулся в дом, где дети снова накормили и обогрели, она выпорола детей еще жестче и велела занести эту гадость подальше и утопить.

      Сейчас он в беспомощности переступал с ноги на ногу, наконец собрался с духом, выпалил:

      – Это Черныш!.. Он самый умный!.. Но его смотрители сегодня убьют…

      Ортард спросил рассерженно:

      – За что?.. Хотя убьют и убьют, им виднее.

      – Он не самый быстрый, – ответил Иггельд. – А им нужен самый быстрый…

      Ортард сказал резко:

      – Все. Хватит болтовни! Ты явился с этой гадостью, перебудил всех, а теперь еще