Повесть о Предславе. Олег Яковлев

здесь на совет. Все как один были недовольны Владимиром. У одного князь отобрал добрый луг на левобережье и отдал своему послужильцу, другого – снял с хлебной должности посадника в Василёве, третьего – обвинил в казнокрадстве и выгнал из Киева.

      Рядом с Волчьим Хвостом на лавке устроился некий человек в низко надвинутом на чело куколе.

      – А топерича и того пуще, хощет нас Владимир в войну ввергнуть. Оно бы и ладно, и надо бы новогородцев постращать, но ставит он нас под начало Бориса – юнца безусого. А за Борисом отроки молодые тянутся, косо на наши, бояре, места в думе, на наши земли поглядывают, – говорил Волчий Хвост.

      Речь свою вёл он неторопливо, медленно, осторожно, посматривал искоса на собеседников, стараясь понять, согласны ли они. А может, кто из них выскажется прямее, пойдёт дальше?

      Но бояре угрюмо молчали, хотя каждый был в душе согласен с каждым словом хозяина дома.

      Тогда сидевший рядом с Волчьим Хвостом человек решительно отбросил назад куколь.

      – Володарь! – ахнул старый Коницар.

      – Я, бояре! Вижу, боитесь вы. В страхе держит вас Владимир. Так, может, довольно вам прятаться? Не пора ли за дело взяться?

      – Какое дело? Что предлагаешь, Володарь? – спросил, хмурясь, молодой Горясер, тот самый, у которого Владимир отобрал луг под Прилуком.

      – Я поеду в степь, подговорю печенегов на набег в сторону Чернигова. А ты, воевода Волчий Хвост, уговори князя послать против печенегов в степь Бориса с дружиной киевской. Пора, мол, ему ратному делу учиться. Я же тем часом в Киев возвернусь. Вот тогда… – Володарь смолк, угрюмо потупив взор.

      – Тогда уж мы со Владимиром и разберёмся, – заключил боярин Путята.

      – Князя Святополка надобно упредить. Он – законный киевский князь, – добавил Горясер.

      Бояре закивали головами. План Володаря был ими одобрен.

      …С досадой вынужден был Владимир отложить поход на Новгород. В июне, вскоре после Троицына дня, дружина во главе с Борисом выступила в степь против печенежских орд, разграбивших сёла на Выстри.

      «Ничего, с Ярославом – успеется», – успокаивал сам себя великий князь.

      Тут намедни ещё к нему явилась Предслава, попросила робко:

      – А дозволь, отче, я сему Ярославу грамотку пошлю. Поругаю его да к миру склоню. Не ворог ведь он тебе, но сын родной.

      Не сдержался тогда Владимир, затопал в гневе ногами, накричал на дочь:

      – Не твоего ума дело! Ишь, все умные стали! Коромольника сего простить готовы! А не видите, что Русь нашу умыслил сей Ярослав наполы[152] развалить, что до тебя и до нас всех дела ему никоего нет! Ворог он, хуже поганого! Изыди с очей моих! Довольно, наслушался я советов ваших!

      Обиженная ушла в свою светёлку Предслава. Владимир пожалел было, что столь грубо с нею обошёлся, но махнул рукой: «Вдругорядь побаем».

      Захотелось старому князю поразвлечься. Тут как раз заявился к нему в хоромы Волчий Хвост.

      – Полно те, княже, кручиниться. Айда в Берестово. Тамо девок красных