Ревенант. Павел Корнев

художника никаких претензий не было, просто не так-то и легко оказалось совместить в одном человеке черты Микаэля и Сильвио, пусть даже для местных обитателей все южане и были на одно лицо. Ладно хоть еще изначально имелось некоторое сходство, благодарить за которое следовало малое переселение народов, как именовали то событие ученые мужи.

      После Дней гнева, когда южная часть материка ушла под воду, некоторые населявшие нынешнее побережье Каменного моря народы отправились в поисках лучшей жизни на запад. Те, кто осел в Лаваре, через какое-то время смешались с исконными обитателями тех мест, а вот их перебравшиеся через Медланские горы родичи с местными не церемонились и сохранили относительную чистоту крови. Именно по этой причине гиарнийцы куда больше походили на уроженцев Золотого Серпа, нежели на ближайших соседей – лаварцев.

      Как бы то ни было, портретист не подвел, и при взгляде на его работу всякий с легкостью опознал бы ранее виденного человека: Микаэля или Сильвио, в зависимости от того, с кем доводилось общаться прежде. За весьма умеренную плату художник сделал дополнительную копию рисунка, а граф Хирфельд не отказал в любезности предоставить мне еще один пакет протоколов помимо уже отправленного в Ренмель.

      – Уверены, что это необходимо? – лишь уточнил он.

      – Кому как не вам знать о неповоротливости бюрократических жерновов, магистр? – печально улыбнулся я. – В Ренмеле мне придется держать ответ за свои действия, и не хочется оказаться в самый ответственный момент, простите, без штанов.

      Графу этот аргумент показался вполне разумным, так что уже на следующий день в моем распоряжении оказались копии показаний книжника, ювелира и банковского клерка, в которых они подтверждали, что именно изображенный на портрете сеньор сбыл им имущество покойного маркиза. Стоило бы порадоваться успешному началу своей ответной интриги, но особых поводов для веселья у меня как раз и не было. Приор здешней миссии ордена Герхарда-чудотворца продолжал хранить молчание; граф Хирфельд то обивал ее пороги, то отправлялся на поклон к королевскому прокурору, но сдвинуть дело с мертвой точки не мог и день ото дня мрачнел все сильнее и сильнее.

      Ладно хоть Уве заметно окреп и отошел от последствий едва не прикончившего его ранения. Школяр стал все чаще выбираться из библиотеки, где корпел над моим заданием, и присоединялся к фехтовавшим в саду Марте и Микаэлю. Маэстро его благоразумно не нагружал и позволял ведьме отрабатывать на моем слуге ножевые удары, а того, в свою очередь, наставлял в защите от оных. С каким нежеланием маэстро делился своими познаниями во врачевании, с такой же охотой он обучал своих подопечных высокому искусству поножовщины.

      Через открытое окно до меня то и дело доносились его громогласные крики.

      – Ну куда тычешь, бестолочь? Как ты бьешь? Доворачивай! Доворачивай кисть! Да не отскакивай ты, не дергай рукой! Уклонение и скользящим движением по сухожилию!

      Иногда посмотреть на тренировки собирались домочадцы графа, но обычно хватало пары свирепых взглядов фехтмейстера, чтобы зеваки