Женщины Девятой улицы. Том 1. Мэри Габриэль

Третьей улице в Гринвич-Виллидж, между Макдугал-стрит и Томпсон-стрит[82].

      Этим клубом управляли поэт Эли Сигел и бывший раввин, которого все звали просто Немцем. Сигел развлекал посетителей тем, что читал свои стихи, явно написанные под влиянием Гертруды Стайн. А в минуты особой щедрости они с Немцем позволяли художникам и писателям, завсегдатаям клуба, есть и пить бесплатно. В те дни сухой закон еще не отменили, и «пить» означало похлебывать кофе. Экстравагантные личности, любившие посидеть «У Сэма Джонсона», поглощали этот напиток галлонами[83]. Среди завсегдатаев выделялся один гигант, в свое время принявший отчаянно смелое решение отказаться от карьеры юриста ради того, чтобы писать стихи и беллетристику. По воспоминаниям Ли, он говорил всем, что пишет роман, «который заставит Достоевского выглядеть карликом». Звали парня Гарольд Розенберг, и все в нем было чрезмерным и драматичным[84]. Под два метра ростом, с угольно-черными волосами, густыми бровями, пронзительным взглядом и пышными усами, Розенберг прихрамывал, как Байрон. То есть при шаге не сгибал ногу, а отводил в сторону[85]. Некоторые называли его «великим еврейским пророком», другие – «пиратом» и «женской погибелью»[86]. Вопреки романтическому ореолу, при первом знакомстве Гарольд не произвел на Ли особого впечатления. Она сочла его каким-то дешевым. Даже спустя почти полвека художница вспоминала: «Гарольд со своим братом Дейвом приходили в клуб и проводили за столиком весь вечер, а потом уходили, не оставив ни цента чаевых, особенно Гарольд. Это было много лет назад, но и сейчас страшно выводит меня из себя»[87]. Однако, несмотря на искреннее раздражение повадками Розенберга, со временем Ли простила ему скаредность. Они стали близкими друзьями, соратниками и даже соседями. И пока ее русский любовник-аристократ наслаждался жизнью за границей, Ли получала от Розенберга и его единомышленников первые уроки политического радикализма.

      В начале 1930-х гг. молодые еврейские интеллектуалы вроде Розенберга из окрестностей Нью-Йорка заполонили Гринвич-Виллидж. Собираясь в кафе и клубах, они и их местные друзья, художники и писатели, говорили отнюдь не об искусстве и эстетике. Напротив, они обсуждали, что нужно делать в условиях колоссального краха капитализма, начавшегося на Уолл-стрит[88]. Первоначальной реакцией на эти катаклизмы был шок. Никто толком не понимал, как можно было за столь короткое время так много потерять и как получилось, что от этого пострадало такое количество людей. За три года после первого финансового потрясения почти 25 % жителей США стали безработными, а четверть банков прекратила свое существование[89].

      Поскольку правительство изо всех сил старалось умалить серьезность кризиса, первоначальный шок превратился в гнев. Забастовки охватили всю страну. Юнион-сквер в Нижнем Манхэттене день и ночь кипела протестами. Люди требовали работу, еду. Чтобы власти положили конец навалившимся на них страданиям,

82

Lee Krasner, interview by Barbara Rose, 1972, AAA-SI, 1; Lee Krasner, interview by Barbara Novak, AAA-SI, 12; Levin, Lee Krasner, 75–76; Landau, Lee Krasner: A Catalogue Raisonné, 302; Robert Hobbs, Lee Krasner (1993), 17.

83

Levin, Lee Krasner, 75–76; oral history interview with Harold Rosenberg, AAA-SI; B. H. Friedman, Jackson Pollock: Energy Made Visible, 69.

84

Oral history interview with Ludwig Sandler, AAA-SI; Lee Krasner, interview by Barbara Novak, AAA-SI, 11–12; Marquis, Art Czar, 134; “Abstract Expressionism: A Tribute to Harold Rosenberg”, 9. Сол Беллоу сказал о Гарольде: «Я знал, что встретил самого значимого человека, который, однако, вел себя совсем не так, как ведут себя такие люди… [у него был] до абсурдного будничный взгляд на самого себя…»

85

“Abstract Expressionism: A Tribute to Harold Rosenberg”, 9; Sandler, A Sweeper Up After Artists, 182; Marquis, The Art Biz, 124.

86

Natalie Edgar, interview by author, January 20, 2014; Mark Stevens and Annalyn Swan, De Kooning, 222; Gruen, The Party’s Over Now, 172.

87

Lee Krasner, interview by Barbara Novak, AAA – SI, 12.

88

Chandler Brossard, ed., The Scene Before You, 20; Lionel Abel, The Intellectual Follies, 34–35; Howard Zinn, A People’s History of the United States, 386. По словам Зинна, Джон Кеннет Гэлбрейт обвинял в этом «нездоровые корпоративные и банковские структуры», «невыгодную внешнюю торговлю», «экономическую дезинформацию» и «неправильное распределение доходов». Зинн утверждает: «Пять процентов самых состоятельных людей получали около трети всех доходов населения».

89

Peter Clements, Prosperity, Depression and the New Deal, 101–3, 132; Mauritz A. Hallgren, Seeds of Revolt, 271; Isabel Leighton, ed., The Aspirin Age, 286.