Ключ. Борис Утехин

себя к бару. – Четыре текилы. Нет, давайте сразу восемь.

      Пока бармен разливал, Слава, брызгая слюной в ухо Матвея, рассказал, что получил супервыгодный заказ:

      – И это не разовая история! Каждый месяц пять-шесть постов, а за каждый знаешь сколько платят? Пять-де-сят! – для пущей наглядности он растопырил пятерню. – Буду его пи@дить, мало не покажется!».

      – А кого пиздить-то? – из вежливости поинтересовался Матвей.

      – Да кого-кого. Его. Нашего главного, сцуко, борца с режимом.

      – Так он, вроде, нормальный чел. За народ. – Матвей пожал плечами. – С тобой же приличные люди перестанут здороваться.

      – Приличные люди перестали со мной здороваться, когда я без бабла сидел и вынужден был вместо островного виски дешевую водку пить. Так что хер я клал на приличных людей. А потом я что, не народ? И ребята, которые мне башляют, – тоже народ. Ты даже не представляешь, сколько народа кормится от этого пиздежа борцов с режимом. Целые, блять, издательские дома! Медиа корпорации! Если бы режиму не с кем было бороться, все мы на стройку пошли бы работать или дворы убирать вместо гастарбайтеров. Начиная с главного по внутренней политике и заканчивая мелким репортером какой-нибудь Блятьньюз. Вот если бы борцов начали отстреливать – это да, это было бы серьезно. А так все это просто взаимовыгодный бизнес. Все живы, здоровы и довольны. Так что давай бухнем, если не брезгуешь.

      – Слушай, Слава – Матвей вдруг вспомнил о наболевшем. – А ты в бога веришь?

      – Конечно, верю. – Слава опрокинул в себя четвертый шот. – Бог, как известно, создал женщину. А если бы не с кем было трахаться, жизнь потеряла бы всякий смысл.

      – Ну а если серьезно? Почему ты думаешь, что он существует? И если ты в него веришь, то не боишься наказания? За блядство, пьянство и прочие свои факапы?

      Слава повернулся к Матвею лицом, оперся локтями о стойку. Было видно, что слагать слова в предложения ему уже некомфортно.

      – Понимаешь, бро, если бы была одна природа, ну там горы, реки, рыба, птицы, звери – то это все как дрочить.

      – В смысле? – Матвей выпил еще одну текилу и уставился на Славу. – Причем тут дрочить?

      – При том, что когда ты дрочишь, все, что ты представляешь, – это понарошку. Никаких последствий. Ни детей, ни болезней, ни страстей, ни драм там всяких. Вот так и природа. Она нихуя не страдает. Не думает о жизни или смерти, или там о завтрашнем дне. Поэтому Бог создал человека. Чтобы он сука загрузился по полной. Чтобы Бог через него жил в своем творении по полной. Умирал, любил, страдал, болел, пил, трахался…Иначе никакого смысла в том, что мы все это чувствуем, нет. Если бы нам нужно было бы просто выжить, то оставались бы еще миллионы лет тараканами, пока гребаное солнце не погаснет. Понимаешь, о чем я?

      – Логично. – Матвей задумался. – только не понятно, как это к нашей концепции пришить.

      – Ты о чем это? – с подозрением спросил Зайцев. – Что за концепция?

      – Да это я так, сам с собой. Берем еще? – Матвей посмотрел на восемь пустых стаканов.

      – Нет, –