Шанс для неудачников. Роман Злотников

подобного исхода никогда нельзя исключить.

      – И тем не менее вы настаиваете, что с этим все будет в порядке?

      – Точно я смогу сказать только после того, как он придет в себя.

      – Как скоро это случится?

      – Судя по показаниям приборов, это уже случилось.

      – Да? Но он все еще выглядит как овощ. Эй! Ты меня слышишь?

      Вряд ли поблизости находился кто-то еще, к кому мог быть обращен этот вопрос, и я принял его на свой счет.

      Первым делом я попытался открыть глаза, и, несмотря на успех этого предприятия, ясности оно не добавило. Перед глазами стояла красная завеса, которую кое-где прореживали белые пятна.

      – Моргните, если вы меня слышите, – сказал второй голос.

      В отличие от первого, властного и несколько грубоватого, он мог принадлежать человеку, который пытался быть вежливым со всеми окружающими. Как правило, окружающие не слишком жалуют таких людей.

      Я моргнул. Движения век вызвали новый приступ головной боли.

      – Вы ничего не видите? Моргните один раз, если да.

      Скотина, знал бы ты, чего мне это стоит… Я снова моргнул.

      – Ты Алекс Стоун?

      – Конечно, он Алекс Стоун. – Во втором голосе прорезались нотки раздражения. – Генетическая карта…

      – Плевать я хотел на генетическую карту. Мне нужно знать, насколько он осознает происходящее.

      – П… п… – прохрипел я.

      – Пить? – уточнил второй голос. – Вам сейчас нельзя пить. Криожидкость еще полностью не выведена из организма и…

      – Пп… пошли вы оба, – со второй попытки у меня таки получилось. Надо ли говорить, что это вызвало новый приступ мигрени? – Оставьте меня в покое.

      – Вот видите, речевые функции к нему уже возвращаются, – произнес второй голос. – И лучшее, что мы сейчас можем сделать, это действительно оставить его в покое.

      – Но я…

      – Понимаю, что вам не терпится с ним поговорить. Но сейчас вряд ли он готов вас слушать.

      Следующий период я помню смутно.

      Боль накатывала волнами, я то и дело проваливался в забытье, но в Белиз, к Холдену, вернуться мне так и не удалось.

      В те редкие моменты, когда я был в сознании и боль казалась терпимой, я пытался проанализировать текущую ситуацию. Мысли путались, и получалось плохо.

      Очевидно, я все еще был на борту «Одиссея».

      Очевидно, кто-то еще был на борту «Одиссея», и этот кто-то размораживал людей. Размораживал не просто так, а потому что ему что-то было нужно.

      Неужели прошло двести пятьдесят лет и мы прилетели на Борхес? Почему-то я был уверен, что это не так.

      В голосах людей было что-то знакомое. Не то чтобы я знал эти голоса, но у обоих присутствовал очень характерный гортанный акцент, который не так уж часто встретишь у людей…

      У людей не встретишь…

      У людей…

      У людей…

      Это не люди, внезапно понял я. Это кленнонцы.

      А значит, нам конец.

      Я попытался себя убедить, что это не могут быть кленнонцы. Им просто неоткуда тут взяться.

      Когда