Полудёнка. Андрей Анатольевич Рябов

Не каждый смертный способен демонстрировать хотя бы такие зачатки юмора в данной ситуации. Что сделаю? Видят боги – не знаю. Ты мне нравишься, Софрон. Потому до сих пор и не приказал убрать тебя, видишь, даже решил лично познакомиться. Всегда был убежден, что умные…, – он слегка запнулся, – существа могут договориться. Неужели с веками я становлюсь сентиментальным? Я поразмышляю над этим феноменом на досуге. И в качестве жеста доброй воли я даже готов немного удовлетворить твое любопытство. Спрашивай.

      Казалось, вопросы сами зарождались в голове Софронова. Он задавал их быстро и четко:

      – Что ты хочешь?

      – Порядка. Могущества. Свободы. Давай-давай, не стесняйся.

      – Твои действия принесут вред людям?

      – Это становится забавным… Да, кому-то принесут вред, кому-то – пользу. Как и все остальное и в этом, и во всех других мирах. Скажи, вот ты можешь поклясться, что на своей работе приносишь всем одно только добро? А врач, отрезающий гангренозную ногу, дарит одни только улыбки? Коллектор, выбивающий чужие долги? Журналист, пишущий хвалебные оды заворовавшемуся мэру? Милый мой, законы хаоса, из которого сотворена Вселенная, настолько сложны и многогранны, что монохромное видение мира, столь характерное, например, для вашей ортодоксальной христианской религии, просто смешно. Приведу простой пример. Помнишь, как в детстве ты утопил жалкого, беззащитного котенка?

      Софронов помнил. Будучи воспитанным в благополучной семье и добропорядочной еще почти советской школе, на идеалах добра и справедливости, примерах деда Мазая и кота Леопольда, он с молоком матери впитал и все интеллигентские комплексы, одним из которых является знаменитая дилемма «…тварь я дрожащая или право имею?» И вот чтобы раз и навсегда разрубить гордиев узел всех внутренних метаний, борений и противоречий, однажды Софронов привязал кирпич к шее грязного бродячего котенка и бросил его в котлован с водой. А потом сквозь застилающие глаза слезы смотрел на то, как дергается в прозрачной глуби щупленькое котячье тельце…

      – Самому не смешно? Тебе же до сих пор снится то плешивое и блохастое животное, и ты все еще коришь себя за «жестокость» по отношению к убогому-несчастному зверенышу. А если эта жестокость была сущим благом и для него, и для других? Смотри сам: вроде бы ты совершил – не грех даже, а так – грешок. Но ведь именно этот грех ты вспоминаешь в трудные для себя минуты, и именно он часто удерживает тебя от совершения грехов куда более тяжких. Так? Можешь не отвечать, я и без того знаю.

      Очень уж уверенно и твердо рассуждал Мануйла, и это выводило его оппонента из душевного равновесия, лишало почвы под ногами и заставляло сомневаться. А Тьма продолжала вещать размеренным менторским тоном:

      – Теперь идем дальше. Если бы ты не утопил ту «муму», оно бы выросло, страдало от голода, холода, уличных собак и жестоких людей, само бы убивало беззащитных птичек и мышек, воровало с форточек мясо, орало под окнами, гадило в подъездах и всячески беспокоило добропорядочных граждан. Со временем наплодило бы кучу таких