Твоя Мари. Марианна Крамм

дорогая моя. Знаешь, что меня больше всего в тебе возбуждает? – он ложится на кровать и кладет голову мне на колени. – То, что ты постоянно сопротивляешься. Если бы ты просто молчала и терпела, не взбрыкивая, уже давно ничего не было бы. Мне неинтересно, когда я говорю – и ты делаешь, мне интересно тебя ломать.

      –Именно поэтому ты так любишь преодолевать мое сопротивление, да?

      –Ты знаешь, а ведь это правда. Если бы ты хоть раз легла как бревно и молчала бы, я ни за что не повторил бы это больше. Заметь – мы делаем только то, что приводит тебя в ярость, да?

      Ну, тут он загнул, конечно. Кое-что из того, что он хотел бы сделать, ему не удается – есть вещи, которых я не понимаю. Но в основном – да. Моя душевная организация вообще не терпит какого-то насилия над собой, все, что угодно – только не это. Зато физическая боль заводит, хотя и тут я, бывает, сопротивляюсь, выражая недовольство. И сам факт, что есть кто-то, кто может убедить меня в обратном, заставляет получать от этого удовольствие.

      –Иди-ка сюда, – он ловит прядь моих волос и тянет так, что моя голова оказывается притянутой к его лицу. – Поцелуй меня.

      Я не люблю целоваться. И никогда не любила, уж не знаю, почему так. И потом – у меня ярко-красная помада, которая моментально оказывается размазанной по всему лицу – и по моему, и по его.

      –Ну, что у тебя лицо такое злое? Ну-ка, смени выражение… Смени, я сказал! – но у меня никак не получается, я не могу ничего сделать с этим…Пара ударов по щекам тоже экспозиции не меняют, и Дэн прибегает к любимому способу. Несколько сильных ударов плетью вышибают-таки из меня скупую сабовскую слезу. – Во-от! Ну, зашибись – даже слезы! – он вскакивает с кровати и отходит к стене. – Охренительно… ну-ка, положи плетку, чтобы видно было… блин, Маш, ну, что ты такая тупая сегодня? На колени себе положи!

      –Может, мне ее воткнуть куда-нибудь? – огрызаюсь я, потому что на самом деле очень больно.

      –Это лишнее, – отказывается он, хотя, кажется, удивился. Он ложится, опять пристроив голову мне на колени.

      Дотягивается губами до живота, и я вздрагиваю – если забудется, то оставит синяк, а мне это совершенно не нравится. Нет, сегодня вроде все в порядке. Отстегивает цепочку от спинки кровати и тянет меня к себе:

      –Ложись.

      Сейчас так и будет дергать меня каждую минуту за эту цепь туда-обратно – то сюда его поцелуй, то туда… чувствую себя моськой на привязи…

      –Скажи-ка мне – ты никогда не думала о том, чтобы свалить от меня?

      –Зачем?

      –Ну, не знаю… нового Верха найдешь.

      –Ты спятил? Где я его найду – раз, а во-вторых, сам подумай – я с тобой столько лет, все про тебя знаю – и ты все знаешь, никогда не переходишь границу, у нас все уже давно четко и практически без эксцессов. А с новым что? И кто будет терпеть мазу с моими заморочками?

      –То есть – все дело в том, что ты боишься менять Верхнего? – уточняет он зачем-то, и я киваю. – Ну, ты и сука, Машка. А я думал, что ты меня любишь.

      Он встает и выходит из комнаты, а я остаюсь лежать на кровати в наручниках и ошейнике. Ужасно… опять про любовь разговаривает… Не пойму,