Здесь стреляют только в спину. Сергей Зверев

Липкин.

      – Антон! – завизжала Невзгода.

      Турченко метнулся, отбросив к стене командира. Не успеет, подумала я.

      Блохов так и рухнул вниз лицом, доломав березу; махнул руками и покатился по камням на дно оврага.

      Падение спасателя вызвало краткий, но энергичный камнепад. Шмат обрыва сполз по наклонной. Мы успели отпрянуть, и больше никто не пострадал. Все зачарованно смотрели, как булыжники вперемешку с землей засыпают неподвижное тело, с разгона вонзившееся в щербатую глыбу.

      – Эх, хвост-чешуя... – потрясенно вымолвил Турченко.

      Боголюбов грязно выругался.

      – А как же вертолет? – вдруг растерянно сказала Невзгода. Она по-детски моргала и, видимо, еще не поняла, что случилось.

      Очень к месту.

      Небо было чистое. За исключением группы белесых комочков, накапливающихся на севере (опять к дождю?).

      – Птица пролетела, – предложил унылую версию Турченко.

      – Сам ты птица, – огрызнулся Усольцев. – Зуб даю, вертолет летел.

      – Упал твой вертолет, – в сердцах выплюнул Борька и подтянул лямку вещмешка. – У нас постоянно что-то падает, я уже не удивляюсь... Ладно, народ, пойдем копать Антошку, царствие ему небесное...

      Я сама чуть не упала – держите меня, я летчица! – благо вездесущий Липкин поймал меня за конечность и показал, как надо спускаться: шагом лыжника – медленно и боком.

      Через пять минут мужики уже очищали от камней тело, а я приткнулась к Невзгоде, которая сидела под горой, обняв колени, и тупо смотрела в пространство. Но обрести покой нам не дали.

      – Эй, врачиха, ком цу мир! – махнул Усольцев. – Заключение дашь.

      Издевались, ироды (хотя формально и должны были, наверное, предъявить тело медику). Мертвее Блохова был только огрызок свернутой им березы, который Турченко с любопытством катал носком сапога.

      – Еще Арсентьев, путешествуя по Уссурийскому краю, подметил эту гнилую особенность березы. На погибшем древе береста не отмирает. Дерево гниет изнутри, превращаясь в труху, а снаружи выглядит как новенькое. Правда, без листвы.

      – Помолчи, – процедил Боголюбов, – хороший парень погиб.

      Турченко пожал плечами. Он, собственно, и не плясал джигу. Для спасателя смерть – обычное дело, не станет он рыдать на каждом трупе.

      Переломанное тело (падая, Антон расколошматил грудную клетку) очистили от грязи, упрятали в спальный мешок и убрали в тень. Могилу рыли не спеша, с перекурами. Спешка, как цинично пошутил Липкин, нужна была при ловле Блохова, а обряд погребения – дело серьезное. Тесаками взрыхлили землю, порубили корни, а потом руками выгребали глину, пока на глубине в полметра не уперлись в мерзлый грунт.

      – Хорошо ему тут будет, – прохрипел Усольцев, вытирая кепкой пот со лба, – прохладно...

      Мужики таскали камни, мы с Любовью резали дерн и украшали холмик. Ориентир захоронения нашелся без труда – трехствольная уродина на обрыве. Завершив погребение, мы постояли в молчании, обойдясь