Тайна убийства Столыпина. В. Г. Джанибекян

сказали ей, – он невредим.

      – Слава Богу, что ранена я, а не он, – прошептала девочка и вновь потеряла сознание.

      Из всех детей Столыпиных сильно пострадала только она. Страдания ее были ужасны. От ее крика, безнадежного, раздирающего душу, мороз подирал по коже.

      Врачи объяснили, что первые минуты она находилась в шоке, не чувствовала боли, а потом, придя в сознание, ощущала боль постоянно.

      – Крик раненой дочери стоит у меня в ушах…

      Столыпин признался Крыжановскому, преданному ему человеку на должности товарища министра внутренних дел, интеллигентнейшему, умному и мягкому другу, что этот крик сопровождает его всюду, не умолкая, словно кто-то хочет, чтобы он всегда помнил, сколько крови пролито в стране и сколько ее будет пролито, если не принять резких и серьезных мер.

      – Можно ли прощать этих террористов? – спрашивал он Крыжановского. – У меня перед глазами не только моя дочь, но и тот бедный мальчик, которого привел на прием отец. Чем он был виноват, что они его убили? Кто должен их судить за преступления и кто может их прощать?

      Лишь к вечеру все стихло. Раненых развезли по больницам, трупы убрали.

      Наташу и остальных детей, пострадавших во время взрыва, поместили в клинику доктора Калмайера, которая была к даче ближе других медицинских учреждений. Когда Петр Аркадьевич приехал в клинику, его ничем обрадовать не могли.

      – Как Наташа?

      – Плохо, – ответили врачи после консилиума. – Грозит ампутация.

      – Но, может быть, обойдется? – молил Петр Аркадьевич ведущего хирурга.

      – Спасти девочку удастся только в том случае, если проведем операцию не позже сегодняшнего вечера, – было его мнение.

      Пригласили известного лейб-хирурга Павлова. Он согласился с коллегами, никаких других соображений не высказал.

      Петр Аркадьевич попросил отложить операцию до утра, авось девочке станет лучше…

      – Утром может быть поздно, – предупредили врачи.

      Родители не спали всю ночь. Они надеялись на чудо. Столыпин сказал жене: «Лучше бы пострадал я, чем Наташа». Это была правда. Он хотел, чтобы все беды, обрушившиеся на его чадо, достались бы только ему, а не невинному существу, которое он любил так же горячо, как и остальных своих детей.

      Утром профессор Греков сделал утешительный вывод:

      – Возможно, ноги у Наташи и сохраним, но она будет калекой…

      – Неужели ни одного шанса?… – не уступал Столыпин.

      – Если и есть, то один из тысячи, поверьте мне.

      – Будем надеяться на него. Все же шанс есть!

      От ампутации отказались.

      Наташе повезло. Ей выпал один-единственный шанс из тысячи, о котором говорил уважаемый профессор.

      Те дни были самыми трудными в жизни Столыпина. Он переживал за детей. Ужас при мысли, что дочь останется калекой, страх за сына, который получил сотрясение мозга, что могло сказаться на его умственном развитии, не давали покоя. Из больниц приходили печальные известия: умер то один раненый, то другой.

      Он