Храбр. Олег Дивов

берегу фыркали кони и вполголоса переругивалась челядь.

      – Займись кострами, – попросил Илья. – Дырку в крыше надо заделать по-быстрому. Так… По-моему, всё. И проследи, чтобы сильно не шумели.

      – Ты пробовал развалить дом без шума? Хотя бы такой маленький?

      Илья почесал в затылке.

      – Вот пускай твои и попробуют, – сказал он после некоторого раздумья. – А ты проследи.

      – Ну-ну… Костры как часто класть?

      – Как можно чаще. На две дюжины шагов, не дальше. И нужен запас дров на вторую ночь.

      – Мы так все село раскатаем, – заметил Лука неодобрительно. – Один двор с кладовой останется.

      – И хорошо. Меньше места оборонять проще.

      – Жалко… – протянул Лука.

      – Твое село, что ли?

      Лука рассмеялся.

      – Ну ты даешь, Урманин. Как сказанешь – и возразить нечего. Поддел меня, поддел…

      – А кто говорил, что я глупый? – Илья хитро прищурил один глаз.

      – Я не говорил!

      – Ты говорил, – сказал Илья. – Но это было давно.

* * *

      Булава у Ильи была в руку длиной, не его руку, конечно, а простую человеческую. Навершием служил железный куб с тупыми шипами на четырех сторонах. Надежное оружие, совсем простое, и не скажешь, что знаменитого храбра. Давным-давно, по молодой глупости, Илья заказал себе булаву много длиннее и тяжелее обычного, которую выкинул после первого же серьезного боя. Эта дура могла размазать врага в кровавую юшку с одного попадания, от нее не было спасу ни щитом, ни броней. Но, увы, булава-великанша таскала Илью за собой, закручивала, вынуждала приноравливаться к своему весу, рассчитывать все движения на несколько ходов вперед. А Илья привык быть самым быстрым, действовать по наитию, бить в слабое место, едва оно откроется, уходить из-под удара, когда противник уже уверен, что тебе конец. Да, Урманин представлял собой очень большую цель. И в пешем бою его ноги перемещали огромное тело не так споро, как хотелось бы. Зато Илья почти не чувствовал веса оружия и брони. В двух кольчугах, шлеме, с топором и булавой, он мог вертеться на месте ловчее всех. И даже иногда невысоко подпрыгивать. Еще очень помогала длина рук. И наконец, Илье было достаточно ударить человека один раз. Ударить чем угодно. Недаром Лука Петрович сказал брату: «А он дерево сломает и тебя по репе треснет…» Лука однажды это видел.

      Сейчас пальцы Урманина стиснули рукоятку булавы так, будто хотели сломать ее.

      Илья стоял посреди священной рощи, уставившись пустыми глазами на Перуна. Это был совсем новенький идол, наспех вытесанный, неглубоко вкопанный, измазанный кровью.

      Здесь вообще кровью было измазано все. И повсюду валялись начисто обглоданные кости. Илья догадывался, почему на девяти дубах не висят кишки, – их подъели.

      В лес уходили следы, множество следов. От ног и от волочащихся тел. Прямо рядом с сапогом Урманина в окровавленном снегу отпечаталась ступня, похожая на человечью. Почти вдвое больше, чем безразмерная нога Ильи.

      Перун скалился Илье в глаза. Перуна вырубили топором и быстро дорезали