Лемурия. Александр Уваров

я сейчас!

      Остановился на секунду и, переведя дыхание, произнёс:

      – Цветы забыли. Букет. Жене генерального.

      «И хорошо, что рейс задерживается» подумал Вениамин.

      Тем утром он проснулся необычно рано, в половине девятого.

      Необычно.

      Он привык уже к неспешному, замедленному до крайности течению жизни в этом маленьком курортном городке. Привык к тому, что в этих разморенных вечным солнцем местах минуты из древнего сосуда времени стекают медленной, тягучей патокой, так что и самым ленивым взглядом можно отследить размеренное, долгое, усыпляющее движение их.

      Привык (и быстро привык) он к тому, что никуда не надо здесь спешить. Стремиться. Бежать.

      Нечего ждать. И желать уже ничего.

      Всё уже есть. И всё – было. А будет…

      Только ещё одно утро. И ещё один день. И ещё один жаркий полдень. И ещё один душный вечер.

      Ну, разве что… Вечер – с грозой. А полдень – не на пляже, а в городском парке.

      Патока времени останется всё такой же густой. И медленным будет течение её.

      Ровным и вечным.

      И потому научился он поздно вставать. Чем позже встаёшь – тем меньше надо прожить. После полудня остаётся маленький, совсем маленький кусочек дня.

      Его несложно как-нибудь…

      Но в тот день проснулся он рано. Необычно рано. В половине девятого.

      Первое, что он увидел: красные цифры на электронном табло будильника.

      Восемь часов тридцать две минуты.

      Жар от деревянных панелей.

      Дверь комнаты выходила в галерею с восточной стороны. Своды и арки галереи не спасали от утреннего солнца, не закрывали от него.

      Солнце быстро нагревало крашеную дешёвым коричневым лаком дверь и дверные панели, раскаляясь и стремительно выгорая, ежеутренне изгибались под действием жара, с каждым днём всё более и более оступая от дверного косяка, и в расширяющуюся щель проникал поток жаркого, густо замешанного на пыли и мучнисто-белом песке тяжёлого воздуха.

      И вместе с ним сквозь щель проходил ослепительный свет.

      Свет нового дня.

      И в свете этом увидел он…

      – Останови машину!

      Она похлопала водителя по плечу.

      – Как его зовут?

      – Викрам, – подсказал Вениамин и испуганно покосился на нахмурившегося шефа.

      – Викрамчик, останови! – крикнула Ирина. – Stop here! Ну давай же, тормози!

      Викрам послушно надавил на педаль тормоза, остановившись прямо посреди дороги.

      – Это же он! Он! – радостно воскликнула Ирина и захлопала в ладоши.

      – Кто? – недовольно пробурчал муж.

      – Писатель! – не унималась супруга. – Известный писатель! Боже мой, я же его только на презентациях видела, мельком, буквально… Михаил Искандеров! Он здесь!

      Алексей пожевал верхнюю губу и хмыкнул недовольно.

      – Ты даёшь! Нашла чему радоваться! Кому, вернее… Подумаешь, писатель. Голытьба эти писатели. Дешёвка! Трепло