Царские сокровища, или Любовь безумная. Валентин Лавров

плане уже знают даже трактирные лакеи. Первоначально наступление планировалось начать десятого июня, но…

      – Но пришлось перенести на пятнадцатое, – торопливо проговорил Керенский. – Еще не закончили подбрасывать живую силу и технику. Эта дата окончательная и, – помахал перстом, – пересмотру не подлежит.

      Джунковский подумал: «Можно представить, чего стоит стратегический план, составленный под эгидой присяжного поверенного!»

      Керенский азартно продолжал:

      – Именно пятнадцатого, одновременно с артиллерийской подготовкой, с этим салютом нашей победоносной армии я прибуду в Тернополь. Да-с! Я сам приеду воодушевлять солдатушек. Сейчас там сильны позиции некоего капитана… – Керенский отыскал на столе записную книжку, по слогам прочитал: – Дзе-ватовского, большевика и провокатора. Это сообщил мне начальник штаба фронта Духонин. Я должен в присутствии тысяч людей развенчать его фальшивые призывы к позорной капитуляции.

      – Да чего там устраивать полемики, – отозвался Джунковский, – судить его как немецкого агитатора.

      Керенский теперь слушал внимательно. Он, кажется, неожиданно для самого себя сказал:

      – К высшей мере будут приговариваться единицы – лишь за самые тягчайшие преступления. – Он снова уселся за стол, что-то долго писал на листе бумаги, потом решительно произнес: – В Тернополе я всем покажу, что русский солдат – самый дисциплинированный и горячо любящий своих начальников. Я буду агитировать в Первом гвардейском корпусе. Нужно уметь найти зажигательные слова и произнести их доходчиво. Мы, дети революционных лет России, воспламеним в доблестных сердцах гвардейцев огонь любви к нищему, но бесконечно дорогому Отечеству. И тогда солдатушки полюбят Россию так, как люблю ее я. Тэк-с! Славные воины за меня хоть в огонь, хоть в воду! Ибо знают, как я люблю Отчизну. Перефразируя слова Гамлета у могилы, э, Офелии, скажу – вы, разумеется, помните, это из пятого действия. – Он прижал ладонь к груди: – «Я люблю Россию, как сорок тысяч русских ее любить не могут!»

      Джунковский вновь едва не прыснул смехом. Керенский, заметив его улыбку, взмахнул рукой, снова вышел из-за стола, с азартом крикнул:

      – Уверен: мое горячее слово возбудит в народных массах утраченную любовь к свободной демократической России! – И он едва не крикнул «ура!», но под укоряющим взором Джунковского смутился, сделал вид, что и не собирался испускать боевой клич. Вдруг заговорщицким тоном сказал: – Генерал, вы должны знать, что сейчас, спустя три месяца после свержения старого строя, Петроград пребывает в состоянии политического неустойчивого равновесия. Грабежи, стачки на многих заводах, аресты неуступчивых фабрикантов бунтарями-рабочими, полное разложение многих частей Петроградского гарнизона, катастрофическая нехватка продовольствия – вот что мы имеем на сегодняшний день.

      Джунковский резонно заметил:

      – Александр Федорович, наведите порядок!

      Керенский вскинулся:

      – Вы, генералы, понимаете наведение порядка как пролитие крови. Я категорически