Дитя дорог. Таня Перес

Никогда ты не слышала этого слова? Ты уже большая.

      – А может быть и слышала, но не заметила.

      – А какой он? – обратилась снова с вопросами. – А это что за человек?

      – Как я знаю?! Он выглядит не менее испуганным, чем вы из-за него.

      – Людмила Александровна ходит за ним, как маленькая собачка за хозяином! И даже наша главная Софья Федоровна, то же самое!

      – Я думаю, что вы ошибаетесь. Она великолепно справляется. А сколько времени он тут?

      – Четыре дня. Он сует свой нос повсюду!

      – Он был в кладовой?

      – Ясно, первым долгом. Ведь он румын!

      – Он говорил с ним, ну, с кладовщиком?

      – Подлец, удрал, испугался.

      – А что, кладовая была пуста?

      – Всегда она пуста. Там все «усохло».

      – А что значит усохло?

      – Он так говорит, подлец. Мыло исчезает – усохло. Сало исчезает – усохло. Мука исчезает – рассыпалась. Ну, ты понимаешь, что значит усохло.

      – А он что сказал?

      – Я не слышала, но сестра Вера говорит, что он орал и потребовал наполнить кладовую как можно скорее всем, что нужно для больных.

      – Но у нас нет денег! – говорю я.

      – Не бойся, не волнуйся, он и румын и жид! Деньги будут!

      – Вы знаете, я вдруг проголодалась.

      – Здравствуйте мои родичи! Слава богу! Ребенок голоден! – она меня целует. – Нет больше тифа!

      Она выбегает, чтобы принести мне еду. Через час являются все. Три сестры, Софья Федоровна – главная, и Людмила Александровна за ней. Все они появляются с полными тарелками, питье и конфеты!!!

      – Все это оставили тебе роженицы, они о тебе знают во всех деревнях вокруг, и они хотят возместить тебе за потерю родителей и тяжелую болезнь. А кроме всего не забывай, что теперь пасха и ты обязана начать рисовать на яйцах!

      – Надо чтоб были яйца!

      – Не бойся, на каждое яйцо, которое они принесут, одно будет для тебя.

      – Я вижу себя погребенную под грудой яиц!– я смеюсь и плачу.

      – Не надо преувеличивать, – говорит Софья Федоровна. – Пока я тут главная, я не верю, что могут быть груды яиц в каком-нибудь месте!

      – Вы знаете, я так вас всех люблю. Вы теперь моя семья.

      – А у тебя была большая семья? – спрашивает Вера.

      Первый раз меня спрашивают о моей семье. Я молчу, а слезы текут у меня из глаз. Это первые слезы, которые я себе позволила после смерти родителей и бабушки.

      – Не большая, но любимая. Пусть будет им земля пухом!

      Сестры и врачи перекрестились и тоже уронили слезу.

      14.

      Рассказ еще не закончился. Он, в общем, только начался. Во всей больнице была суматоха. Все говорили о румынском враче. Не знали, кто он такой, но все верили, что его присутствие очень странное и очень опасное. Я смотрела на его лицо, когда старалась перевести для него слова Людмилы Александровны. Казалось, что он тоже очень стеснен. Этому человеку, наверно, было под сорок. Так я его видела, и казалось, что он никогда в своей жизни не попадал в такую ситуацию: играть роль румынского офицера с большими правами, в совершенно незнакомом ему мире, очень неясном и иногда подозрительном. Подозрение витало