Самоучитель Visual Studio .NET 2003. Андрей Гарнаев

и с напитками для олимпийских пиров. Амброзия амброзией, но бесконечно пить одно и то же было скучновато. Гебе обычно поручалось отнести мазь или притирание тому, кто в нём нуждался или поднести на пиру кому-то из богов или богинь фиал вина, в который Афродита заранее вливала пару капель свежеизготовленного эликсира. Однако богиня любви не составляла снадобья сама, почти вся эта работа ложилась на плечи Гекаты. Именно Геката отыскивала и приносила с собой уже готовые масла или охапки нужных цветов и трав для создания тончайших оттенков и композиций. Именно она смешивала масла и кремы, проваривала травы в небольшом котелке, перекладывала готовые мази в коробочки и переливала эликсиры в тонкостенные сосуды из цветных камней. Афродита, казалось, лишь надзирала за их созданием. Впечатление это усиливалось ещё и тем, что Гебе ни разу не позволили присутствовать на заключительном этапе: когда мазь или эликсир были уже почти готовы, и оставалось, что называется, крышечку завернуть, богиня любви выгоняла их обеих из покоев. Правда, иногда она выгоняла только её, Гебу, но девушка, если даже и обижалась, то ненадолго; у всех свои секреты, придет время – буду знать и я. Юность милосердна и добра, но, увы, чаще всего потому, что почти всё время сконцентрирована исключительно на себе самой. Получилось – отлично, не вышло – подумаешь, в другой раз, всё равно впереди вечность. Она, конечно, у всех впереди, но у старших и первородных она почему-то всегда короче, и бежит быстрее, чем у тех, кто пришел вослед.

      Хотя Гебе, как мы уже говорили, никогда не разрешалось присутствовать при самом последнем священнодействии, но она была богиней юности – а юность любопытна, и однажды девушка всё-таки рискнула незаметно вернуться в покои Пенорожденной. Увиденное смутило её тем, что в нём не было ничего странного или таинственного, ничего, что могло бы оправдать столь строгую секретность. Да и что могло быть тайного в фигуре Афродиты, держащей в руках очередную коробочку с мазью? Геба пробыла незваной не слишком долго – боялась быть обнаруженной, – но всё это время Пенорожденная так и простояла в неподвижности, лицом к спрятавшейся в складках драпрей Гебе – веки опущены, губы сомкнуты. Возможно, она просто размышляла сосредоточенно или говорила с кем-то мысленно; возможно, тайность крылась не в эликсире, не в его составе, а в чём-то другом, но как Геба ни ломала голову, так ни до чего додуматься толком и не смогла. Заветный фиал подносился ею, как правило, в конце пира, когда царила сумятица, все перебивали всех, и никто не следил за соседями, а если и следил, то далеко уже не с тем рвением, с каким мог бы делать это в начале. Это было требованием богини любви, и ещё с фиалом следовало передать её приветствие и просьбу испить вино до дна. Обе фразы звучали выверено-ритуально и смотрелись пустой формальностью, но если вдуматься, и это тоже было странно! Для чего всё время твердить одно и то же, в одном и том же, узком до неприличия, кругу? Но ослушаться Геба не смела и покорно повторяла набившие оскомину фразы – слово в слово,