Скотч для разбитых судеб. Татьяна Антонова

понятно. Это хорошо. А то давеча, Любкин пацанёнок, с лестницы свалился и нос разбил. Она в слёзы, а делать нечего, зелёнкой смазала, да он и дальше побежал гулять.

      – Любка? Степанчук? – спросила Глафира.

      – Ага, она самая.

      – Ладно, Семён, некогда болтать, скоро вечереть начнёт. И так, переживаю, вдруг сельсовет уже закрыли.

      – Ну, тогда побежали, красавица, – подскочил Семён.

      – Бегите. Алёнушка, я тебя потом сама найду. Ничего не бойся.

      – Спасибо.

      Девушка пошла с Семёном, а Глаша и Аня, направились в противоположную сторону.

      ***

      – Анют, ты почему всю дорогу молчала?

      – А чего говорить, то? Ты, вон как, с этой девкой разболталась, – прорычала девочка. – Конечно, она же лучше меня. Ты возьми, и удочери её.

      – Анют, как тебе не совестно? – обиделась бабушка. – Девочке тяжело одной. У тебя есть я. Я тебе помогу, спасу, защищать стану, а ей только на себя рассчитывать приходится. Да ещё в чужом краю, и работа, какая ответственная.

      – Она знала, куда едет.

      – Внучка, не злись, прошу тебя. Чем тебе не понравилась Алёна? По-моему, она очень милая и добрая девочка.

      – Алёнушка, – передразнила Аня. – Милая и добрая. Какая прелесть.

      – Перестань, прошу тебя. Не превращайся в молодые годы, в брюзжащую дрязгу.

      – Прости меня, ба?

      – Да ладно, Анют.

      Дальше они шли молча. Дорога впереди предстояла не короткая. Идти минут тридцать.

      Пейзаж поражал буйством красок. Деревня утопала в зелени. По дороге, не встретилось ни одной машины, как в городе, снующие там и сям. Тишина стояла просто умопомрачительная, без гуда машин и сигнальных гудков. Так легко и свободно дышалось. Всюду порхали бабочки и насекомые, заливались птицы. Во дворах пели петухи. По лугу гуляли лошади с жеребятами, коровы и овцы. Поодаль, щипали траву привязанные козы. Полнейшая гармония. По обочине дороги, росли огромные лопухи, жёлто-оранжевая пижма и синий цикорий.

      – Ба, здесь так тихо, аж как-то страшно. Будто всё замерло.

      Глафира остановилась.

      – Да, Анют, в деревне, жизнь идёт своим ритмом, и время, отмеряет совсем другие шаги. Здесь встают в четыре утра, доят коров, потом отгоняют их в стадо. Позже, убираются в загоне, для животных. Затем, делают дела в доме, стирку, готовку. Бегут в магазин, за хлебушком, сюда его привозят не каждый день. И идут в огород. Там полют сорняки, тяпают, окучивают, прорывают, поливают. Идут в стадо, чтоб подоить корову. Отдыхают. А потом встречают стадо домой, на ночь. И всё здесь успевают. А как сладко сердце замирает от свободы, а душа так и парит ввысь, вместе с этими бабочками и шмелями.

      – Ба, да ты у меня романтичная натура, – восхитилась девочка.

      – А то. Устала?

      – Не особо. Нога только опять разболелась.

      – Потерпи солнышко.

      – Терплю.

      Путницы медленно побрели дальше.

      – Вот Клава обрадуется, – произнесла Глаша.

      – Ага. Сюрприз ей обеспечен.

      – Я так рада, что мы приехали сюда, – с восторгом произнесла бабушка, не замечая сарказма внучки.

      – Ба, я считаю, что все твои порывы,