Мы все в этом мире пришельцы!. Павел Петрович Мухортов

поскольку для себя я однозначно решил в армии долго не служить и уволиться при любом удобном случае, а точнее – как можно скорее и любым способом. Причиной этого решения послужил отнюдь не разговор с полковником из кадров, а… трудно точно сказать, что именно. Наверное, характер, всегда желающий нового.

      И когда попал с легким недомоганием в госпиталь Среднеазиатского военного Округа, куда занесла лейтенантская служба после училища, решил, что уволюсь именно по состоянию здоровья. Хотя слухи уже ходили, что скоро можно будет увольняться по собственному желанию. Но доверять слухам судьбу – это уж слишком!

      Позиция симуляции выработалась стихийно: мне плохо, скачет давление, нет аппетита, и никакие лекарства не могут заставить уснуть. Ничего не болит, просто чувствую себя плохо и беспокойно.

      Я определил для себя ежедневную норму питания – почти концлагерную, – пару кусочков хлеба, котлету и чай в сутки. (Однажды, будучи курсантом, на пари – ящик пива – я не ел трое суток, и уже знал, что трудно выдержать лишь пару дней, затем к пище наступает безразличие). Медперсонал, конечно, сразу заметил мою голодовку, но заставить меня есть не смог. Я же делал вид, что от пищи меня тошнит. За неделю к такому рациону я привык, но исхудал за три месяца пребывания в госпитале, конечно, до костей.

      В первую же неделю я научился и управлять своим сердцем, задавая ему любой ритм: так что врачи при ежедневных осмотрах недоумевали – за одну минуту мой пульс мог опускаться до пятидесяти ударов и подскакивать, переваливая за полторы сотни, а внешне я оставался безразличным к этому. Тоже я проделывал с давлением, но чаще старался при контрольных замерах держать его гипертонически огромным.

      Сложнее пришлось привыкнуть к новому режиму сна. Ночью я старался не спать, а ходить по коридору отделения, надоедать «космически-сумасшедшими» разговорами о Вселенной дежурным сестрам. Днем тем более не ложился. Но спать-то было нужно, и выход нашелся: я научился перебиваться сном так – час под утро в своей кровати, затем, выходя с сигаретой посидеть на лавочке госпитального парка, спал с открытыми глазами по несколько минут, пока истлевающий окурок не начинал обжигать пальцы. Выдаваемое снотворное, конечно, попадало только в рот, а затем в унитаз или в окно. Но несколько раз из-за более строгого контроля пришлось таблетки и микстуру проглотить. Как удалось перебороть до одури душивший меня сон и слабость – не ясно до сих пор!

      Пару раз в неделю меня водили на энцефолограммы. Оказалось, что токами в собственном мозге тоже можно управлять. В эти минуты я представлял себе самые безобразные картины собственно сочиняемых книг ужасов, и врач после процедуры всегда соболезнующе советовала постараться бросить курить, читать, думать и стараться больше спать.

      В первые три недели, которые я провел в нейрохирургии, врачи, как мне кажется, ничего не подозревали о моей симуляции. И даже рискуя моей двигательной функцией, которой