Накаленный воздух. Валерий Пушной

плохо, теперь приходилось напрягать мозги, разговаривая с Прондопулом.

      – И душа – выдумки?

      – Конечно. Ничто! – отрезал красноносый и глянул на увядшего от трезвости тощего, тот заметно скис.

      – Тогда продай душу, – тотчас предложил архидем, – ты можешь хорошо разжиться ни на чем.

      Парню до чертиков хотелось пропустить стаканчик спиртного. Аж ломило в суставах от жуткого нетерпения. Какое мерзкое состояние трезвости. Протрезвевшая голова, оказалось, не способна нормально мыслить. Ей не хватает хмеля. Готов орать, как тот король: полцарства за коня, вернее, за стакан любой сивухи. Вот только царства у него не было, чтобы отстегнуть половину. И какая, к дьяволу, тут душа, когда внутри все кипит, глаза вылезают из глазниц, только одно и хотят увидеть.

      – Сколько дашь? – вытолкнул он из себя.

      – Душа штука дорогая, – неожиданно включился тощий. – Проси ящик водяры, а лучше два. Гульнем.

      Но красноносый попятился. Продать мозги вместе с душой это уже слишком. Он хоть и не верил ни во что, но с чем-то надо же остаться. Если без мозга, то хотя бы с душой.

      – Душу не продам, – выпалил несогласно. – А мозги забирай, проку от них никакого. Обезьяной жил, теперь червяком покопчу небо. Понимаешь, вокруг все равно одни обезьяны и черви.

      – Да, напортачили мои подручные с Дарвином. Недоглядели, не одернули вовремя. Отвергая Творца, нельзя отвергать Игалуса, – с металлом в голосе произнес Прондопул. – За это на триста лет Властелин определил их в Пекло подушными кочегарами. А душа Дарвина мотается между двумя вратами, клянчит, чтобы приняли в Рай или в Ад. Еще пятьсот лет ей канючить, а потом тысячу лет будет мытариться в шкурах обезьян. Многие люди отказываются от мозгов, чтобы подняться над остальными. Многие заблуждаются, когда считают, что все великое совершается от большого ума. Нет, все великое у людей случается от большого безумия. Дарвин не понял этого, слишком высоко возносил свой мозг. Думал, его мысль способна создавать мир по его представлению. Но он был всего лишь жалким червяком в этом мире. От него ничего не зависело, потому что мир давно создан. Создан бездарно. И только Игалус способен изменить его.

      Красноносый и тощий бездумно уставили глаза на архидема. Липкая дрожь лихорадочно сновала по их телам.

      Красноносый тыркнулся почесать затылок и обнаружил, что нет руки. Окинул взглядом себя и обомлел: туловища не было. Ничего не было: ни ног, ни рук, ни живота, ни груди. Крутанул головой, и она завертелась в воздухе, как резиновый мяч. Висела совсем одна, как будто в безвоздушном пространстве.

      Он поймал глазами тощего. И у того тоже не было туловища. Так же вращалась одна лохматая голова с ужасом в зрачках.

      Красноносый раскрыл рот и услышал собственный голос, и это ошеломило его. Не ожидал, что голова без туловища способна заговорить.

      А рядом прокукарекала голова тощего, она не хотела болтаться в воздухе, ей было страшно.

      И вдруг все разом вернулось на круги своя. Появились туловища с шеями, руками и ногами. И головы больше не поворачивались на триста шестьдесят