Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов. Джулия Бойд

на суровые серые улицы, и огромные искаженные тени играли на стенах домов. В руках сотен людей реяли кроваво-красные флаги с изогнутыми свастиками: знаменосцы, подняв древко до уровня груди, несли огромные полотна, дети размахивали маленькими бумажными флажками»[248].

      Девушка вышла на улицу и сквозь толпу пробралась к Рейхсканцелярии, в окне которой увидела наполовину закрытую шторой грузную фигуру президента Гинденбурга. В паре сотен метров на балконе неподвижно стоял Гитлер с вытянутой в нацистском приветствии рукой. Несмотря на яркий свет позади фюрера, Констанция умудрилась рассмотреть «напряженное» лицо Гитлера, «такого же белого цвета, как и его большой воротник».

      Лилиан Моурэр запомнила, что в тот день было очень холодно и искры от зажженных факелов трещали в морозном воздухе. Наблюдая за бесконечной процессией, журналистка переступала с ноги на ногу, чтобы согреться. Никто из вышедших в тот вечер на улицу никогда не забудет барабанную дробь, чеканный шаг маршировавших, громкие крики «Проснись, Германия, евреи идут!», а также «триумфальное выражение на лицах людей». Констанция писала: «Стояли, прижавшись к стенам домов, и толкали друг друга на тротуарах женщины Германии. Матери, жены и сестры маршировавших мужчин подхватили их призывы, махали платками и шарфами, слегка истерично смеялись, пытаясь не упасть со ступенек и не свалиться с карнизов»[249].

      Для вдумчивой дочери британского дипломата или американцев либеральных взглядов, наподобие супругов Моурэр, шествие представляло собой тревожное зрелище. Констанция поняла, что в ту ночь иностранцам было лучше не находиться на улице, и вернулась в посольство, где застала своего отца одиноко сидящим в одной из дальних комнат. Посол пытался игнорировать доносившиеся с улицы звуки ликования. Они поднялись наверх, в спальни, и по пути отец спросил Констанцию, к чему все это может привести. Это был риторический вопрос. Констанция прекрасно понимала, что «ни у кого из тех, кто видел, как в ту ночь душа Германии маршировала по улицам, не могло остаться и тени сомнения»[250].

      Тем не менее прошло еще несколько месяцев, прежде чем в стране установилась диктатура. Чтобы Рейхстаг одобрил «Закон о чрезвычайных полномочиях», который дал бы Гитлеру полную власть, нужно было увеличить число нацистов в парламенте. Выборы были назначены на 5 марта.

      Через пару недель после инаугурации Гитлера Оуэн Твиди и Джим Туркан ехали на подержанном, купленном за десять фунтов стерлингов автомобиле марки «Моррис» в сторону Бонна. Мужчины дружили со времен учебы в Кембриджском университете, в котором Твиди читал лекции о современных языках. Им обоим было уже за сорок, и оба они получили ранения на войне. После Первой мировой Твиди много лет прожил на Ближнем Востоке, затем вернулся в Лондон и начал зарабатывать на жизнь журналистикой. Он приехал в Германию в надежде на то, что его статьи об этой стране будут интересны газете «Daily Telegraph», а также другим изданиям.

      Добродушный, хотя и немного неорганизованный Джим работал инженером. Он взял

248

Constantia Rumbold, n.d.

249

Ibid., and Mowrer, p. 247.

250

Constantia Rumbold, n.d.