Охотники на колдунов. Часть 2. Рахима. Зиля Залалтдинова

ныли мышцы, словно я поднимала непосильный груз.

      – Мама, отстань от меня, мне плохо! – рявкнула я и села на диван, подобрав ноги, показывая своим видом, что, случись хоть апокалипсис, я и пальцем не пошевелю. Та потеряла дар речи – я никогда не позволяла себе кричать на родителей.

      – Что с тобой, у тебя что-то болит?

      – Не болит.

      Мне становилось всё хуже и хуже. Иногда мне было так жарко, что казалось, что воздух вокруг меня кипит, а потом я начинала стучать зубами от холода. Та тупая боль стала практически невыносимой, температура всё повышалась и повышалась, пока не достигла отметки сорока градусов. Мне вызвали скорую помощь, я смутно помнила, как меня погрузили на носилки и понесли в машину. Родители ждали врача в приёмном отделении, мама грозилась, что всех в тюрьму посадит, если он сейчас же не явится. Мне делали уколы, но всё было без толку.

      – Ну не пойму я, что это такое! – возопил врач в отчаянии.

      Мне было всё равно – страха смерти не было, просто хотелось, чтобы мои мучения поскорее закончились, даже если мне придётся умереть. Мама бегала по всему отделению, кричала на всех – медсестёр, врачей, обвиняя их в равнодушии, негодовала, что у неё дочь умирает, а они ничего не делают. Ночь длилась долго, очень долго, когда я, наконец, так устала, что умудрилась уснуть.

      Утром я заметила, что поля – так я стала называть свечение от предметов, – стали ещё ярче и чётче. Я могла их разложить на оттенки и узнать очень много о предмете или живом существе. Изменилось и моё поле – по нему бегали большие и малые вихри. Тогда по телевизору показывали сеансы Кашпировского, да и всякие ведьмы, бабки, ясновидящие были безумно популярны, хлынули секты, поэтому волей-неволей многие были знакомы с такими понятиями, как «карма», «аура», «чакра» и др. Увы, не зря Россию прозвали «страной непуганых атеистов», когда, освободившись от духовного вакуума, народ активно пожирал щедро предлагаемый контрафакт.

      Зашёл врач – злой и невыспавшийся. Прошёлся по привычному списку – померить давление, прослушать сердцебиение и дыхание. Тогда я ещё не умела контролировать себя, чтобы излишне не вглядываться в поле, поэтому узнала достаточно неприятных вещей: что своей непонятной симптоматикой я вызывала у него только раздражение и, конечно, тот факт, что моя мама поставила на уши всё отделение, тоже не прибавлял ко мне симпатии.

      – Скажи-ка своей мамаше, чтобы успокоилась, а то она грозилась написать жалобу чуть ли не в Минздрав.

      – Назвался груздем – полезай в кузов, – холодно ответила я, – надо выполнять свою работу, как следует, а не плясать над блатными и плевать на бюджетников.

      Его взгляд был полон отнюдь не любовью, но меня задело то, что я не вызывала у него ни малейшего сочувствия, просто была досадной помехой, от которой хотелось поскорее избавиться, и, соответственно, я не сочла нужным притворяться вежливой. Он был из той позорной породы, которым, если в карман