Кража. Максим Горький

ые крики и многие обиды, а сам Слепухин нередко – проигравшись в карты или поссорясь с женой – бил Луку по щекам широкими, всегда потными ладонями.

      Но когда Лука стал собираться домой, поручик, придя в кухню, спросил его с угрюмой ласковостью:

      – Едешь, Лукан?

      – Так точно, ваше благородие!

      – Ну, с богом!

      Поручик был толстый, сальный, с красным оплывшим лицом в тёмной бороде, с маленькими, скучными глазками; когда он сердился – белки глаз наливались кровью, зрачки зеленели и округлялись, точно у кота, дряблый нос краснел и трясся. От поручика всегда пахло водкой, ваксой, лошадиным потом и ещё чем-то. Лука называл его за глаза Тухлым, не любил и боялся его; но в этот раз, когда поручик стоял пред ним в затёртой тужурке, с папиросой в зубах и сквозь дым смотрел на него незнакомо пристальным взглядом, солдату вдруг стало жалко себя, и он сказал тихонько, неуверенно:

      – Прощайте, ваше благородие! Дай вам господи всего…

      – Прощай, брат, – невесело выговорил Слепухин, присаживаясь к столу; вытянув ногу, сунул ладонь в карман брюк и, вытащив измятый кошелёк, стал рыться в нём толстыми пальцами, щурясь от дыма папиросы, говоря сквозь зубы и редкие волосы усов:

      – И тебе тоже желаю всего хорошего. Спасибо, братец!.. Ты парень смирный, честный, хотя и не больно умён, правду сказать… На-ко вот тебе на дорогу. Дал бы и больше, да – нет! Тут ещё жена хотела…

      Лука протянул ладонь, и, когда кожи его коснулись семь холодных, как вдовьи слёзы, двугривенных, у него защипало в носу, горло сжала судорога, он схватил руку офицера, желая поцеловать её, но тот встал и сказал угрюмо:

      – Ну, не надо! Давай – обнимемся…

      Обняв солдата, он трижды потёрся толстыми щеками об усы Луки и пошёл прочь, оттолкнув его.

      – Привык я к тебе, братец…

      – И я, ваше благородие, – сказал Лука, всхлипнув; застыдился слёз и тотчас присел на корточки к своему сундуку.

      А поручик, остановясь у двери, спросил озабоченно:

      – Что же ты теперь делать будешь?

      – Не могу знать, ваше благородие…

      – Н-да! Ну, придёшь домой, жену побьёшь первым делом, – будешь жену-то бить?

      – Так точно, буду…

      – Распутничала?

      – Не слыхал, ваше благородие…

      – Наверно – распутничала. Это уж – бабий закон. Четыре года почти обходиться без мужа – это и по природе трудно. Ну, хорошо – жена… А потом что?

      Лука перекинулся с корточек на колени и молча глядел в сундук на гармонию, завёрнутую в полотенце и новые портянки. Он никогда не представлял себе ясно, что будет дома, – прошлая жизнь скрылась в мутном облаке пережитого за эти годы, и он не знал, как ответить барину.

      А тот спрашивал всё строже и серьёзней:

      – Отец – помер?

      – Так точно.

      – А брат – лавочник?

      – Телятами торгует.

      – Телятами?

      Поручик подумал, почесал шею под бородой.

      – Вот видишь! Трудно тебе будет на брата работать, обидно. Работать всегда лучше на чужого, чем на своего. А главное – ты человек смирный, честный, к торговле, наверно, не способен. И тебе нельзя жить без начальства, без руководителя – ты это понимаешь?

      – Так точно, – тихо сказал Лука; его очень трогала эта первая забота о нём со стороны Слепухина.

      Тут вышла Галка в измятом утреннем капоте с оборванными кружевами и большим узлом в руках, она бросила узел на пол и резким голосом сказала в нос, как всегда:

      – Это отдай жене, Лука, годится ей. И вот тебе рубль. И спасибо! Не поминай лихом!

      Она протянула ему руку, солдат схватил тонкие косточки в смуглой коже и осторожно прижался к ним губами.

      – Бог с тобой, – говорила Галка, гладя его по голове, – это прикосновение было легко, щёкотно и приятно сотрясло сердце Луки.

      Она смотрела на него сверху вниз, ласково улыбаясь чёрными, как угли, цыганскими глазами, её остроносое, истощённое лицо было так хорошо знакомо; Лука вспомнил, что во многом виноват пред нею, и сердечно проговорил:

      – Простите меня, барыня…

      – Ну, что ты! – выдернув руку, воскликнула она. – Меня извини, я часто кричала на тебя…

      – Он же понимает, что без этого нельзя! – уверенно сказал поручик, закуривая папиросу, а закурив, продолжал вдумчиво:

      – Да, вот говорят то и се… А того не понимают, сколько мы, офицерство, даём России… сколько вот эдаких парней возвращаются к земле… так сказать – новыми людьми, с новой душой…

      Помолчав, он с улыбкой предложил Галке:

      – А спроси его – будет он жену бить?

      Она спросила, тоже с улыбкой:

      – Будешь?

      – Так точно, – сказал Лука смущённо.

      – Ай-яй, – зачем же? – покачивая маленькой головой, воскликнула Галка.

      – У них без этого нельзя, – успокоил