Дайте мне имя, или Прикованные к тени. Владимир Колотенко

Они то и дело возвращают меня в прошлое.

      – Ри, – произношу я, – ты задержалась и…

      На это замечание она, женщина-порох, только улыбается. Ее глаза – светоносный колодец.

      Чтобы не впадать в ревность, я выбиваю резец рубанка и правлю его на оселке. Я люблю ее, и мне еще никогда не удавалось скрыть от нее приступ ревности. Ей это нравится. Ее прошлое, о котором я знаю все до мельчайших подробностей, меня не интересует. Мы никогда о нем не говорим. Можно, конечно, притвориться и уговорить себя, что какие-то там патриции или полководцы, кому она дарила свою любовь, не стоят подметок моих сандалий, но забыть это невозможно… Простить – да! Мое всепрощение не имеет границ. Но наша память устроена так, что чем больше ты стараешься что-то из нее вычеркнуть, тем больше это что-то запоминается.

      – Ри, – говорю я, – давай ужинать.

      Теперь мои пальцы купаются в ее волосах.

      – Ешь, я сыта.

      Сейчас требуется сдержать себя от любых вопросов и выразить лишь сожаление о том, что ужин снова придется разогревать. Можно, правда, проявить заботу о ее самочувствии:

      – Как твой голеностоп?

      Вчера, резвясь на лужайке, она оступилась. Я был готов нести ее на руках.

      – Спасибо, – говорит она, – все в порядке.

      Я ношу ее на руках, и это нам нравится.

      Вскоре она рассказывает о том, как неделю назад посетила друзей.

      – Что у тебя, собственно, с этим?..

      Молчание. Тот, о ком мы говорим, не может быть моим соперником. Наверное, не может.

      – Ри, – произношу я, – ты не можешь себе представить…

      Мне нужно взять себя в руки.

      – Я в отчаянии…

      Она не верит: отчаяние еще ни разу не заставало меня врасплох.

      – Я в отчаянии, – повторяю я, – ты слышишь?

      Молчание.

      – Я думаю, – говорю я, – что ему нужно воздержаться от посещений нашего дома. Твои званые вечера…

      – О чем ты говоришь?

      Я спрашиваю, помнит ли она свое обещание относительно той истории с розами, которые так и не расцвели в том розарии. Каком обещании? Она уже забыла ту историю. Ей подавай новую. Рия в восторге не только от того, что ей удалось меня раскусить (хотя я так не считаю!), но и от ломтика жареной рыбы, на котором еще пузырится масло. Ей вообще нравится, когда я хозяйничаю у огня.

      – Я давно хочу тебе сказать…

      – Уйду. Будешь донимать – уйду…

      На мой взгляд, это не очень удачная шутка. Но меня ничуть не волнует ее угроза. Я просто слишком счастлив в эту минуту. Счастлив ее дыханием, ее запахами, огнем в камине, терпковатым вином и вкусным ужином…

      – Слушай, – говорит Рия затем, – давай еще выпьем вина.

      Этим предложением она открывает счет: один – ноль в ее пользу.

      Бывает, что Рия показывает характер. Ни с того, ни с сего у нее вдруг портится настроение.

      – Ри, – произношу я, – ты и представить себе не можешь, каких мучений мне стоит твое упрямство и все эти твои штучки