Мужская работа. Михаил Нестеров

тому способствовала улыбка гостьи. Она отчего-то напомнила Рощину его мать, красивую моложавую женщину; несмотря на вечерний туалет, в Ухорской угадывалась строгость. Что еще? Если бы Борис смог лицезреть Полину Аркадьевну в форме с погонами подполковника ВВС, сидящую за столом в одном из кабинетов Главного разведывательного управления, то увидел бы больше: властность и неприкрытую иронию в ее красивых глазах.

      Подзывая официанта, Рощин подумал: «Уникальный случай». Подумал в ущерб себе и тут же помрачнел лицом.

      – Человек, которого я жду, так, видимо, и не придет. – Полина стряхнула пепел и положила локоть на стол. – Поганое настроение. Почему вы один?

      – Так я отдыхаю от работы. – Борис сопроводил слова неопределенным жестом руки. – Большой коллектив, суета, шум.

      – Вы работаете в банке, – констатировала Ухорская.

      Рощин понял ее: глаза, которыми женщина выразительно обвела сервировку стола, намекали не на мотовство, но указывали на обратное – бережливость или экономию.

      – К сожалению, не часто приходится бывать здесь. Пару раз в месяц. – «Зачем я оправдываюсь? – думал Рощин. – Какое мне дело до ее намеков? Пусть угощается шампанским и убирается к дьяволу. Поджидает своего друга с кем-нибудь еще, только не со мной. Не хватало появления ее дружка именно в эту минуту».

      Рука Бориса, потянувшаяся к бокалу, дрогнула. Поздновато, но он все же подумал о провокации. Что, если это снова происки ублюдка Штерна? Если да, то изощренные донельзя. Эта тварь могла специально подослать дамочку, чтобы в очередной раз поиздеваться. Только поиздеваться, унизить, еще раз показать ему его место в этой жизни с позиции своего положения хозяина на этом праздничном европейском базаре.

      «Господи, какой бред я несу…»

      Однако, поднимая бокал, бросил взгляд на сумочку незваной гостьи. Явно новая, плоская, сделанная из полированной кожи, она была полуоткрыта. Если там диктофон, пусть записывает всякую дребедень.

      Кентавр.

      Опять это слово всплыло в голове Рощина и трансформировалось в уродливое и похотливое создание, не гнушающееся ничем.

      – Zeit zu leben, Zeit zu sterben (Время жить, время умирать), – с этими словами, произнесенными в стиле короткого спича, Рощин залпом выпил бокал шампанского.

      – Простите?

      – Не хотите потанцевать? – издевался над собой Борис, словно после этого предложения он действительно вознамерился удавиться.

      Держа одну руку на талии партнерши, а другую на ее спине, он, внезапно захмелевший и от порции шабли, и от своего смелого поступка, жаждал увидеть растленные глаза проституток, их пальцы, указующие на него, услышать их дикий смех, похожий на ржание неоднократно объезженных кобыл. Вряд ли кто-то, кроме нескольких мужчин, окидывающих оценивающим взглядом стройную фигуру Ухорской, обращал на танцующую пару внимание: видный парень, красивая женщина. Болезнь, обостренная жестоким выпадом Штерна, прогрессировала на глазах. Жизнь – дерьмо, судьба – сука, бога нет.

      –