Господин Мани. Авраам Иегошуа

одна начала что-то выкрикивать, наверное, имя покойной, причем было видно, что кричит она не потому, что так уж убивается, горюет больше других, а просто «по долгу службы», чтобы подбавить жару, разбередить душу; раввин, войдя во вкус, продолжал выводить свои рулады, а я, мама, стояла по-прежнему в сторонке, и все как бы немножко забавляло меня, но в то же время я чувствовала, будто я неразрывно связана с этими старыми людьми, только не сама, а то, что тянет внутри меня, так сильно, что даже голова начинает болеть и кружиться, и такое ощущение, словно что-то вот-вот начнется, но не месячные, а нечто посерьезнее, как будто что-то там корчится и пытается вырваться наружу от всей этой беготни – не упустить господина Мани, не дать ему повеситься на ремешке жалюзи; господин Мани-самый-младший, моя формула, бьется, как рыба, пытаясь выпрыгнуть из воды, и я, мама, по-настоящему испугалась, что я потеряю его, прямо здесь, на глазах у всех, и буквально осела на какой-то памятник, чтобы как-то утихомирить…

      – Нет, минуточку… я умоляю тебя…

      – Ну дослушай… я умоляю…

      – Потом… ну потом…

      – Нет, крови не было, я бы сразу почувствовала, я это ощущение хорошо знаю, липкое такое; нет, это вообще не было что-то такое… текучее, а как будто лапки шевелятся, щекочут внизу живота, что-то ползает по бедрам…

      – Да, как насекомое… Я же сказала: «как паучок», а ты возмутилась, только я знала, что говорю. Это правда тебя так коробит? Ну что поделать? У меня на самом деле было такое чувство, а кому мне еще рассказывать, как не тебе…

      – Ладно… Неважно…

      – Нет, не гадкое и чужеродное, а наоборот – что-то очень приятное, близкое и родное, что-то, что я могу вот-вот потерять… не знаю, как объяснить…

      – Фантазия, фантазия… Может, фантазия… Только откуда ты все это знаешь? У тебя же не было выкидышей…

      – Я, мама, перепугалась до смерти… Вся сжалась в комок и решила – с места не сдвинусь… И вот, когда они отчитали что положено и стали собираться в обратный путь, положив по камешку на памятник, я увидела, что господин Мани вспомнил обо мне; он подошел – такой ублаготворенный, с чувством исполненного долга после каддиша – и я ему сразу объявила, что хочу еще побыть здесь, мне здесь нравится – такая красота вокруг, такая погода; отсюда я выберусь сама и прямиком в Тель-Авив. Моего состояния он, кажется, вообще не заметил, и, поскольку подрядчик тоже еще оставался что-то доделывать, и, стало быть, он не бросал меня одну, а может, и потому, что уже привык думать, что я, словно шарик на резиночке – как бы далеко ни отскочил, непременно вернется обратно, – сразу же согласился, попрощался легко и непринужденно и повел своих старушек гуськом к такси…

      – Подожди… подожди…

      – Да, осталась одна. Но дело же было утром, кругом тишина и совсем не страшно, наверху, на Масличной горе, ниже гостиницы, полно людей – евреи, туристы, да и что мне было делать – должна же я была дождаться пока пройдут эти спазмы, сделать все, что в моих силах, чтобы спасти,