Ведьмина гора. Марк Котлярский

говорить о чем угодно, но только не о себе.

      – Вы правы, – нисколько не удивилась Таня, – я действительно довольно скрытный человек. Я откровенничала со считанными людьми, а потом эти же люди причиняли мне боль… Нет уж, мой внутренний мир не должен вообще никого интересовать. Пусть принимают меня такой, какая я есть внешне, не более того.

      Таня откинула одеяло:

      – Пойду приму душ, отвернитесь, пожалуйста.

      – Вы мне нравитесь обнаженной тоже, – улыбнулся Ян.

      – Я вас очень прошу, мне немного стыдно. – Таня покраснела.

      – Все-все, отворачиваюсь, – поспешно согласился Ян.

      Таня быстро накинула на себя рубашку Яна и прошла в ванную.

      «Странно, – думал в это время он, – мудрецы Талмуда говорили: „До каких пор девочка считается ребенком? Пока она не начинает испытывать стыд, стоя обнаженной“. Будучи столь чувственной, Таня в то же время действительно ребенок, но с обожженной душой…»

      Ян растерянно взял с прикроватного столика пульт и включил телевизор.

      – Всего лишь простенький вопрос: расскажи, как проходит твой день… – обращался сервильный Галкин на экране к какому-то очередному маленькому вундеркинду.

      Ян выключил телевизор. Но в самом деле – как рассказать про свой день, который полон страхов и ожиданий, надежд и свершений, мучений и сомнений?!

      Дни удивительно разные, они не похожи друг на друга, их течение стремительно, а цвет ярок.

      Сегодня утро было розовым и ранним, свежий воздух, просачивающийся сквозь окна, был таким сладким, что его хотелось пить, тишина стояла, не нарушаемая движением машин. Но это было недолго, на какое-то мгновение – потом все словно пробудилось, зашевелилось, запело, птицы зачирикали, затренькали, запели, издавая сладостные звуки своим горлышком.

      Птицы пели под окном.

      Так начинался день.

      Тем временем Таня включила воду, и Ян, ходивший по комнате, незаметно подошел к ванной; в полуоткрытую дверь было видно, как струи словно окутывали обнаженную Таню; «Вода благоволила литься», – мелькнула в сознании знаменитая мартыновская строчка, и сочетание поэзии, воды, молодости, свежести нагого тела затопили каким-то странным сиянием всего Яна, будто и в самом деле действовало Танино колдовство.

      Ян вздохнул и решил приготовить кофе для себя и для Тани. Когда она вышла из ванной, закутанная в большое махровое полотенце, то на столике рядом с окном уже дымился горячий кофе, а вазочке лежало несколько печенек и конфеты в серебристой обертке.

      – Вы умеете отгадывать желание? – Таня тряхнула головой, и с ее светлых волос слетели, словно птенцы, капельки воды. – Я очень хочу кофе.

      Она подсела к столику, вдохнула аромат кофе, пригубила его и взяла из вазочки печенье.

      – Вы даже пьете кофе, не улыбаясь, – констатировал Ян.

      Таня задумалась:

      – Зачастую я грустный человек, слушатель и созерцатель… Мне хорошо жить, не торопясь… Временами