Возраст третьей любви. Анна Берсенева

чем одевались женщины в Москве, – ощущение горя только усиливалось.

      Оно было в том, как вздрагивал весь зал, как только оживал динамик: связи со Спитаком и Ленинаканом не было, и родственники ждали здесь, в аэропорту, хоть каких-нибудь известий оттуда…

      Мгновенно стихли шуточки и анекдоты, не прекращавшиеся даже в самолете. Все чувствовали одно – растерянность перед лицом этого горя, которое было теперь совсем близко, и всем хотелось одного – поскорее добраться туда, где можно что-то делать, а не стоять в этой жалкой растерянности.

      Дорога на Ленинакан была темна и пуста. Кроме автобуса, в который они погрузились в аэропорту, шли туда только редкие «Скорые» со включенными маячками. Обратно не ехала ни одна машина, и было что-то зловещее в этом однонаправленном движении во влажной тьме, под яркими южными звездами.

      Молчали, курили, ждали, когда же въедут в город, – и все-таки пропустили этот момент.

      В городе стояла такая же тьма, как на дороге; только редкие костры напоминали о том, что здесь еще теплится какая-то жизнь.

      – А ехать-то нам куда, знаешь? – спросил Борис у шофера, пожилого армянина.

      – Приезжал сюда… раньше, – хмуро ответил тот. – Искать будем.

      Искать улицу Кирова, на которой должен был находиться штаб спасательных работ, пришлось долго.

      – Не узнаю, ничего не узнаю, да, – повторял шофер, поворачивая то направо, то налево в кромешной темноте. – Улица Кирова тут должна быть – нету…

      – Это что ж такое?.. Это ж конец света какой-то… – мрачно произнес за спиной у Гринева Андрей Чернов, инженер-радиолюбитель из Подольска. – Кто б рассказал, что бывает так, не поверил бы…

      Юра сидел на первом сиденье, смотрел в лобовое стекло и тоже не верил, что видит все это наяву.

      Зловеще молчащий, совершенно темный город. Некоторые дома стоят, как будто ничего не случилось, но подъезжаешь ближе – и видно сквозь пустые оконные проемы, что внутри ничего нет, даже перекрытий не осталось. Другие накренились, как в фантастическом фильме, и кажется почему-то, что их можно поправить, поставить ровно… А больше всего – развалины, развалины, жуткие нагромождения ушедшей жизни.

      – Неужели есть еще кто живой? – так же мрачно произнес Андрей. – Не верится что-то…

      – Все, ребята, кончили ныть, – сказал Годунов. – Некогда будет, судя по всему.

      Насчет того, что будет некогда, Борис догадался правильно. Впрочем, на это и не нужна была особенная догадливость. Все события пошли дальше одной непрерывной полосой, и Юра только изредка отмечал про себя: ничего не видно – значит, ночь, а теперь опять видно – день…

      Борис Годунов сразу отправился в штаб – выяснять, где им ставить палатки и что вообще делать.

      – Пошли со мной, Юра, – сказал он, почему-то выделив Гринева из всего своего отряда. – Скоординируемся там, насчет бульдозера поинтересуемся, может, сразу выбьем, у нас же есть бульдозерист. Вообще поспособствуешь там, если что…

      Но способствовать чему-нибудь в штабе, расположенном