Георгиевский крест. Виктор Точинов

обычным, ничего не выражающим взглядом. Патрульные-люди равнодушием соперничали с пресмыкающимися коллегами.

      Оторвался?

      Скорей всего, да. Но лучше подстраховаться. Теперь можно и во дворы, в мертвую зону. Для полной гарантии.

      4. Мартышка к старости слаба мозгами стала

      – Зачем нам приметы бандерлога? – поинтересовался Кружилин. – Один ведь, наверное, тут такой… Все-таки не город, помоек нет, старушки жалостливые тоже не подкармливают.

      Вопрос прозвучал риторически, но Дикобраз тут же откликнулся:

      – Х-хе, один, скажешь тоже… Ты что, в парке здешнем давно не бывал?

      – Давненько… – признал Кружилин. – С курсантских времен… С шестнадцатого года, или с семнадцатого, когда они тут юбилей Павловска справляли…

      – Вот-вот. А нынче в парке бандерлогов – тьма. Ну, может не совсем тьма, а просто все они вдоль самых людных аллей трутся. Туристы и рады: фоткают, видео снимают, бананы дают… Внутри, недалеко от главного входа, даже ларек специальный есть – бананы, ананасы, прочие финики. Чтоб было чем угостить, значит.

      – Понятно. Раньше белок здесь так кормили, с ладошки.

      – А белки того… не осталось белок… Да и птиц совсем мало теперь. Видать, с одних бананов сыт не будешь.

      Едва разговор свернул на еду, кружилинский желудок вклинился в него со своей безмолвной и возмущенной репликой: что за дела, хозяин, где моя законная утренняя порция?!

      Кружилин полез в карман, достал фляжку – плоскую, металлическую. Из другого – три стопочки-наперстка, вложенных друг в друга. Подозвал коллег. Утро холодное, неплохо бы согреться.

      Пашка-Дикобраз все понял с полуслова, а Проничев протормозил – стоял, держа свой ПМС, как женщина держит младенца, с задумчивым видом глядел куда-то вдаль… И отреагировал только на второй оклик.

      Выпили, закусили, раскулачив карман майорской куртки, там оказались бутерброды с ветчиной.

      – Хороший коньяк, – сказал Дикобраз.

      – Дагестанский, – сказал Кружилин.

      А майор Проничев сказал нечто странное:

      – Водки бы сейчас…

      – Ну и вкусы у тебя, Сергеич… – покачал головой Кружилин. – Водка после коньяка… фи…

      – Как отстреляемся, я сбегаю? – вкрадчиво предложил Дикобраз.

      – И не мечтай, – отрезал майор. – Я о другом… Вспомнил прадеда… У него день рождения сегодня… Я когда мелкий был, бабка каждый год сюда всю семью вывозила в этот день.

      – Сюда – это в парк? – Дикобраз кивнул направо. – Или в Тярлево? – Он кивнул налево.

      – Не совсем… Но тут неподалеку, километра два. Памятник там над братской могилой, оборонявшим Ленинград в сорок первом… Бабушке тринадцать лет было, когда прадед в дивизию народного ополчения пошел. А ему – сорок семь, старый уже, близорукий, и вообще больной, еще в империалистическую воевал, газами надышался… Но пошел, добровольцем. Здесь почти все и легли, под танками. Даже могилка только такая осталась, братская.