Жалобы. Максим Горький

раненные пошли со мной, а Швецов этот остался. Потом умер он в море, на транспорте, по дороге в плен.

      Умирал деловито и спокойно, точно исполнял самое важнейшее своей жизни, а я наблюдал за ним, и – злила меня эта деловитость.

      – Что, – спрашиваю, – не хочется умирать, Швецов?

      – Дело не наше – божие…

      …Я, кажется, не сумел обрисовать этого человека достаточно ясно… я не могу этого. Фактов – нет у меня… действий его я не знаю. Тут всё дело в спокойном взгляде эдаких бездонно голубых глаз… в одной их искре, которая порою вспыхивала где-то в самой глубине взгляда. Это – искра затаённого несогласия со мною, начальником, со всем, что я говорю, приказываю, в чём иногда пытался убеждать.

      …Лежим, помню, в траншее, мороз, неистово садит ветер, где-то бухает артиллерия, и вся земля эта проклятая, напоённая нашей кровью, вздрагивает, гудит – у-у-у!

      – Что, Швецов, холодно?

      – Так точно, ваше благородие…

      Спокойно говорит, спокойно, понимаете.

      – Вот начнётся бой – теплее будет, а?

      – Так точно. Перед смертью, конечно, ни жара, ни холод не страшны…

      – Почему же перед смертью? Надо о победе думать, а не о смерти…

      Молчит. И все, искоса поглядывая на меня, молчат. Солидно так молчат, точно камни.

      Чувствуешь себя среди этих существ дьявольски одиноким и обиженным… Что-то ребячье шевелится в душе… в голову лезут странные мысли… хочется закричать этим людям:

      «Братцы! Я тоже – русский… я ведь человек вашей земли… родные мои люди! В чём дело? О чём вы молчите?»

      Они ёжатся, покрякивают от холода и – смотрят вперёд, в холодный, сизоватый эдакий туман, где притаился враг. Спокойно смотрят, да.

      Делается страшно. Не боюсь сказать – страшно…

      Примечания

      1

      Умный, интеллигентный — Ред.

      2

      Конец союзу – Ред.

      3

      Да здравствует Франция, да здравствует Россия – Ред.

      4

      Плотный, слипшийся ком волос на голове – Ред.