Большая душа. Лидия Чарская

же кармана, и старался сообразить, каким образом эта чужая вещь очутилась у него в кармане.

* * *

      Однако факт был налицо. Чужая вещь очутилась в его кармане, и старуха имела полное основание уличить его в воровстве.

      Теперь на бледном лице маленького горбуна отразился такой ужас, такое безысходное отчаяние, что Дося не выдержала и заговорила быстрой скороговоркой, обращаясь то к старухе, то к Асе, то к Лизе.

      – Как вы можете обвинять Веню?! Ужас какой! Что ж тут особенного, что ваша вещь у него оказалась? Ну, да, у него! Так что же такого? Когда вы позвонили, я сама видела, что он держал в руках и рассматривал вещицу. А испугавшись вашего прихода, нечаянно сунул ее в карман. Вот и Лиза тоже видела. Скажи же, Лиза. И вы тоже скажите, Ася, подтвердите Аграфене Степановне, что здесь ни о каком воровстве и речи быть не может!

      И она еще долго лепетала на эту тему, стараясь во что бы то ни стало убедить и успокоить старуху.

      Между тем крики и призывы последней не прошли даром. Испуганные обитатели маленьких квартир большого дома спешили к ней на помощь. Топот многих пар ног уже слышался на лестнице. И вот раздался дребезжащий звон колокольчика.

      Этот звонок заставил сильнее задрожать Веню. Еще бы! Ведь он не ждал ничего хорошего от рассвирепевшей старухи. Она не постесняется, конечно, и в присутствии всех этих людей будет настаивать на своем обвинении, – на обвинении в чудовищном проступке его, Вени. И его мачеха узнает завтра же обо всем этом. Может быть, напишет отцу, его честному, благородному папе, который трудился всю свою жизнь за скромное жалованье и с детства внушал своему сыну такие же мысли.

      И он, его сын, его маленький Веня, из-за своей глупой опрометчивости попал в положение вора!

      Не помня себя, мальчик бросился к старухе и зашептал, хватая ее за руки, вне себя от волнения:

      – Ради Бога, никому ничего не говорите только! Я же не виноват! Вы видите! Ведь я не хотел взять у вас этого, я не хотел!

      Но Велизарова с ехидной улыбкой оборвала маленького горбуна, грубо вырвав у него свои руки:

      – Что? Попался с поличным, миленький, так и завертелся, как лещ на сковородке. Ну да ладно, что уж там, полиция разберет: брал или не брал. Открой пойди двери, Елизавета.

* * *

      Небольшая квартира ростовщицы наполнилась людьми.

      – Что такое? Где воры? Что случилось? – посыпались тревожные расспросы.

      Впереди толпы вошла высокая, красивая, лет двадцати восьми особа, в нарядном летнем костюме, сшитом по последней моде. Она первая вбежала сюда. Каково же было удивление Ирины Иосифовны Подгорской, когда вместо ожидаемых воров, первое лицо, попавшееся ей на глаза, оказалось ее крестницей Досей.

      – Евдокия! Это еще что такое? Как ты сюда попала? – удивленно вырвалось у Подгорской, и румянец гнева выступил на ее лице. Вспыльчивая, измученная тяжелой профессией провинциальной артистки, Ирина Иосифовна принимала слишком близко к сердцу малейшие неприятности. Особенно волновали молодую артистку вопросы, тесно связанные с ее крестницей Досей. Будучи