Цветные голоса. Елена Стриж

замерла и искоса посмотрела на Светку, та продолжала трястись и шмыгать носом.

      – Быстро! – крикнул он нам.

      Светка не могла говорить, я набралась смелости и прошептала:

      – Что? – с трудом я услышала свой голос.

      – Снимайте трусы! – уточнил он, – и поворачивайтесь спиной.

      Теперь и я завыла. Быстро просунула руки под подол платья и трясущимися руками, не переставая при этом выть, стянула свои трусики. Если надо, пусть сечет. Пусть! Лишь бы быстрей отсюда убежать. Думала я, косясь на подружку. Зажав трусы в руках, я повернулась к нему спиной. Светка, увидев, что я сделала, также стала стягивать с себя трусы. У нее это получалась с трудом. Было видно, что руки ее не слушаются. Пальцы оцепенели и не сгибались. Наконец ее ноги переступили через резинку. Пальцами она сжала клочок желтых, как цвет цыпленка, трусы.

      Она так же, как и я, повернулась к деду Гаврилу спиной. Тяжело вздохнула. Набрала побольше воздуха в легкие и, поборов страх, подняла платье выше поясницы. Несмотря на то, что на улице было очень жарко, я ощутила, как прохладный воздух коснулся меня. Кожа мгновенно покрылась мурашками, я вздрогнула, тело стало мелко дрожать. Грудь заболела, внутри живота все сжалось. Закусив губы, я стала ждать неизбежного.

      Он хлестнул несильно. Мгновенно попка сжалась. Потом еще и еще несколько раз он хлестнул меня по голому заду. Не было больно, было стыдно, что он смотрит на меня. Через мгновение, ощутила, как кожа, где ударил прут, загорелась. Плача, я захныкала от боли. Дед отдернул мои руки, что крепко держали платье, оно тут же опустилось. Показалось, что боль сразу прошла. Я стояла, так как не могла ничего поделать. Просто плакала. Боялась даже вытереть слезы. Мне было не столько больно, как стыдно.

      Потом завопила Светка. Несколько раз прут просвистел буквально у самого уха. Светка уже не кричала, а только рычала. Он нас, наверное, всего-то раз пять хлестнул, но нам показалось, что эта экзекуция длилась целую вечность. Светка стояла с задранным платьем, она не решалась опустить его. Дед Гаврил, пошаркивая ногами, куда-то удалился.

      Повернувшись и посмотрев по сторонам, я убедилась, что его нет. Не знала, что делать. Убегать или еще нет, ведь он нас не отпускал. Посмотрев на свои красные ягодицы, я натянула трусы обратно. Переглянувшись и улыбнувшись друг другу, мы поняли, что отделались еще легко. Кожа продолжала жечь, но уже не так сильно. Жар, что обжигал место наказания, теперь сменился холодом, а после зудом. Светка вытерла заплаканные глаза, поправила платье и посмотрела на меня. Ее глаза просили извинения за то, что случилось. Но я не обижалась на нее, все уже прошло. На душе стало легко. Почему-то мне опять захотелось нарвать сливы, и бежать и бежать, на сколько хватило бы сил.

      Мы улыбнулись друг другу, вытерли носы. Потерли наши высеченные зады и уже хотели уйти, как услышали из-за деревьев крик деда Гаврила.

      – А ну! Поть сюда! Да живей! – он кричал не так злобно, как еще минуту назад.

      Мы переглянулись и нехотя поплелись на его голос. В сердце опять заныло, мурашки выступили