Рождественские видения и традиции. Чарльз Диккенс

что влюбился.

      – Потому что влюбился! – проворчал Скрудж, будто это была единственная вещь в мире, еще более смешная, чем радость праздника. – Прощай!

      – Но, дядюшка, вы ведь и до свадьбы никогда не бывали у меня. Зачем же ссылаться на нее как на предлог, чтобы не прийти ко мне теперь?

      – Прощай! – повторил Скрудж вместо ответа.

      – Мне ничего от вас не нужно, я ничего не прошу у вас. Отчего бы не быть нам друзьями?

      – Прощай!

      – Сердечно жалею, что вы так непреклонны. Мы никогда не ссорились по моей вине. Ради Рождества я останусь до конца верным своему праздничному настроению. Итак, дядюшка, дай вам Бог в радости встретить и провести праздник!

      – Прощай! – твердил старик.

      – И счастливого Нового года!

      – Прощай!

      Несмотря на такой суровый прием, племянник вышел из комнаты, не произнеся ни единого сердитого слова. У наружной двери он остановился поздравить с праздником конторщика, который, как ему ни было холодно, оказался теплее Скруджа, так как сердечно ответил на обращенное к нему приветствие.

      – Вот еще другой такой же нашелся, – пробормотал Скрудж, до которого донесся разговор из каморки. – Мой конторщик, имеющий пятнадцать шиллингов в неделю да еще жену и детей, толкует о веселом празднике. Хоть в сумасшедший дом отправляй его.

      Бедняга, проводив племянника Скруджа, впустил двух других людей. Это были представительные джентльмены приятной наружности. Сняв шляпы, они остановились в конторе. В руках у них были книги и бумаги. Они поклонились.

      – Это контора Скруджа и Марли, если не ошибаюсь? – сказал один из господ, справляясь со своим листом. – Имею честь говорить с мистером Скруджем или с мистером Марли?

      – Мистер Марли умер семь лет тому назад, – ответил Скрудж. – Сегодня ночью минет ровно семь лет со времени его смерти.

      – Мы не сомневаемся, что его щедрость имеет достойного представителя в лице пережившего его товарища по фирме, – сказал джентльмен, подавая свои бумаги.

      Он сказал правду: это были родные братья по духу. При страшном слове «щедрость» Скрудж нахмурил брови, покачал головой и отстранил от себя бумаги.

      – В эту праздничную пору года, мистер Скрудж, – сказал джентльмен, беря перо, – более, чем обыкновенно, желательно, чтобы мы немного позаботились о бедных и нуждающихся, которым очень плохо приходится в настоящее время. Многие тысячи нуждаются в самом необходимом; сотни тысяч лишены самых обыкновенных удобств, милостивый государь.

      – Разве нет тюрем? – спросил Скрудж.

      – Тюрем много, – сказал джентльмен, кладя перо на место.

      – А работные дома? – осведомился Скрудж. – Существуют они?

      – Да, по-прежнему, – ответил джентльмен. – Хотелось бы, чтобы их больше не было.

      – Стало быть, исправительные заведения и закон о бедных в полном ходу? – спросил Скрудж.

      – В полнейшем ходу и то и другое, милостивый государь.

      – Aгa! А то