Альтруисты. Эндрю Ридкер

ее имя трастовым фондом.

      – Ты совсем охренел? – Она скатилась с него, легла на спину и скрестила руки на груди. – Лучше бы молчал, ей-богу.

      – Извини.

      – Зачем ты так сказал?!

      – Мэгги, – взмолился он, – прости!

      – Кончи уж как-нибудь сам.

      Он закрыл глаза, положил руку ей на бедро и минуту спустя, застонав и содрогнувшись, замер.

      – Что я вообще тут делаю… – сказала она.

      Они молча лежали рядом. Дыхание Майки успокоилось. И тогда он спросил, не приехал ли к ней отец.

      Мэгги прыснула:

      – Я голая. Ты голый. Что за вопрос, блин?!

      – Так он приехал?

      – Нет…

      – Ты недавно с ним виделась?

      – Нет!

      – Тогда, может, с братом встречалась?

      Она покраснела:

      – Тебе-то какое дело?

      – Просто интересно.

      – Интересно.

      – Просто в универе ты начинала первой, когда хотела выпустить пар.

      – Неправда!

      – Вспомни-ка: после Дня благодарения, после зимних каникул, в родительский день…

      – Ладно, ладно, ладно!

      Ну вот опять: восприимчивость и наблюдательность. Откуда? Может, она недооценивала Майки? Хотя, откровенно говоря, недооценивать его было очень легко. Да и вообще – выносить ему оценку. Он был еврейский мальчик из Уайт-плейнс. Мэгги даже никогда не спрашивала его о детстве, ведь все и так было предельно ясно: летний лагерь, непременное участие в Маккабианских играх, проникновенная речь на бар-мицву (написанная в соавторстве с гиперопекающим родителем). Экзамены на «отлично», бесплатная поездка в Израиль…

      – Знаешь, это был даже не трастовый фонд. Я вообще не мажорка, если уж на то пошло. Ты ведь это понимаешь?

      – Не совсем.

      – Бездушная скотина!

      – Ну серьезно, в чем разница-то?

      – Во-первых, никакого трастового фонда на мое имя нет. Просто я получила наследство, потеряв очень близкого человека. Во-вторых, до смерти мамы я даже не знала, что мне полагается какое-то наследство. У меня нет мажорского менталитета, а именно это имеют в виду люди, называя кого-то мажором. И в-третьих, я отказалась от денег!

      – Неужели?

      – Да!

      – Только ты еще не совсем от них отказалась, верно?

      – Откажусь!

      – Нельзя сказать: «Я отказалась от денег», если деньги до сих пор лежат в банке. На твоем счете.

      Мэгги фыркнула:

      – Ну, извини. Слушай…

      Проблема Майки, вдруг осознала она, – не столько моральные изъяны, сколько его жизненная траектория. Он во всех отношениях хороший человек, который слишком быстро вырос. Международные финансы, лишний вес, политический консерватизм – разве так полагается жить молодому парню двадцати с небольшим лет? Зато Мэгги делает все правильно: проживает молодость на полную катушку, пренебрегая благами и привилегиями, и изо всех сил приносит пользу миру…

      – Ты слушаешь? – спросил Майки. – Ты по-прежнему мне небезразлична, говорю.

      – Я пойду.

      – Останься.