Альтруисты. Эндрю Ридкер

чугунными ножками ручной ковки. Он знал, каких денег стоит ездить по мелким делам на такси с водителями-нелегалами, и помнил стоимость костюма «Том Форд», который ему даже некуда было надеть.

      Однако собственные долги казались внимательному и прозорливому Итану чем-то нереальным. Просто цифрами в колонке. Долги были нематериальны – эдакая метафорическая бездна. А какое значение имеет глубина бездны, если сама бездна – метафорическая? Никакого. Метафоры – вещь абстрактная, тогда как приобретаемые вещи приносили вполне реальное удовольствие: постельное белье из египетского хлопка, кофемашина «Ла Павони». Финансовые институты говорили на языке общности – оперируя такими словами, как «членство», «отношение», «сопричастность», – и эти слова много значили для Итана. Ему нравилось чувствовать себя нужным, чувствовать свою приобщенность к чему-то.

      Если даже трезвому Итану долги казались иллюзорными, то пьяному и подавно. Он любил коктейли, но у пива было одно преимущество: благодаря повальной моде на микропивоварение оно легко могло сойти за хобби. Итану нравился весь пивной спектр от нежно-желтых светлых сортов до черных как ночь стаутов. Пильзнеры, светлые эли и лагеры, бурые эли, дункели и портеры. Вкусы у него были демократичные, он не считал себя тонким ценителем и не интересовался спецификой. Прежде Итан экспериментировал с другими вредными привычками: в старших классах курил, в университете дважды попробовал кокаин. Но Сент-Луис – пивной город. Алкоголь навевал ему воспоминания о доме.

      Затворничество имело свои преимущества: Итан никогда не напивался на людях и не мог навредить никому, кроме себя. При желании он бросил бы пить в любой момент, но бросать не хотелось. Ему нравилось жить под забавным девизом вроде тех, что печатают на футболках: «У меня нет проблем с алкоголем. Я просто пью и отрубаюсь – никаких проблем».

      Когда ему пошел тридцать второй год и юность официально осталась позади, он вдруг осознал, что одинок. Это было ужасное открытие, и каждое утро он совершал его заново. Друзья из консалтинговой фирмы, в которой он раньше работал, либо сбежали из города в пригороды, где школы были получше, либо могли говорить только о работе. Их мелкие склоки и интриги Итана больше не касались, а ведь было время, когда бонусы, свадьбы коллег, манера начальника мочиться, уперев руки в боки (видимо, чтобы запугать писсуар) имели для него немалое значение. Но эта эра закончилась. Стоит на несколько месяцев исчезнуть с радаров – и подобные вещи утрачивают всякий смысл. Лишь бодрые крики аналитиков хедж-фондов, кутящих по воскресеньям в Кэрролл-парке, наталкивали Итана на мысли о том, не тратит ли он жизнь впустую.

      Юность. Начиная лет с двадцати он регулярно вступал в отношения с интересными, привлекательными мужчинами – завидными партнерами, видевшими в нем симпатичный сосуд, который можно наполнять чем угодно по своему желанию.

      Первый его партнер, выпускник театрального факультета Брауновского университета,