Двери в темное прошлое. Екатерина Островская

тоже попытался забраться в салон, но Катков его удержал.

      – Я же не видел ничего, – сопротивлялся тот, – мне вообще весь обзор Марина своей спиной закрывала, к тому же я вообще смотрел в другую сторону.

      Лужина закрыла глаза, потому что ей не хотелось во всем этом участвовать. Не хотела здесь находиться, не хотела беседовать с полицией, давать показания. А ведь наверняка ее допрашивать будут с особым пристрастием, ведь она ближе всех находилась к банкиру в момент его убийства.

      Машины, припаркованные на обочине, разъехались, мимо проходили веселые люди – никто даже не догадывался о том, что здесь только что произошло.

      Катков сел за руль. Автомобиль развернулся, потом набрал скорость, а она так и ехала, зажмурившись, пытаясь прогнать от себя воспоминание о случившемся. Но это не удавалось – перед глазами все время стояло одно и то же: Панютин медленно опускается на колени, а потом валится головой вперед, в салон своего внедорожника.

      Когда проехали шлагбаум, она наконец взглянула в окно, посмотрела на кирпичные заборы и немного успокоилась. Сейчас она войдет в свой дом, к которому, правда, еще не успела привыкнуть, включит телевизор, чтобы отвлечься.

      Раздался сигнал ее мобильника. Это звонил муж.

      – Ты где? – спросил Валентин. – Просто я переезжаю железную дорогу и теперь не знаю, куда дальше: в поселок поворачивать или на ваш праздник.

      – Праздник закончился, – ответила Марина, – я уже возле дома.

      Через несколько секунд автомобиль остановился. Люба и Виолетта вышли. А Катков повез ее дальше.

      – Муж дома? – поинтересовался Вадим. – Я почему интересуюсь, потому что, если дом пуст, могу побыть с вами, чтобы не так страшно было.

      Зачем-то она кивнула.

      Во двор заезжать не стали. Прошли через калитку, а когда поднялись на крыльцо, то ворота разъехались, и показался «Блейзер», из окна которого неслась музыка, и голос Каткова читал рэп:

      – Любо бы полюбывал, любо бы полюбывал чу-вих, чу-вих,

      Или бы голубил бы, или бы голубил бы чу-жих, чу-жих…[4]

      Песня смолкла, из машины вышел Валентин и помахал им обоим рукой.

      – А я как раз вашу песню слушал, – сказал он Вадиму, – про тетерева. Интересный текст.

      – Это не мой текст, – признался Катков и посмотрел в сторону.

      Валентин поднялся по ступеням и поцеловал жену.

      – А что вы такие грустные оба? – улыбнулся он, словно пытался развеселить. – Праздник, что ли, не удался?

      – Леонида Ивановича убили, – объяснил Катков и выдохнул.

      – Какого Леонида Ивановича? – не понял Валентин.

      – Банкира Панютина.

      – Как это?

      – Застрелили. Но я сам при этом не присутствовал, – начал объяснять Вадим. – Пришел, когда уже он…

      – Прекратите, – не выдержала Марина, – я не могу слушать.

      И проскочила в дом. Поднялась в свою комнату и легла на кровать. И опять перед глазами встала та ужасная картина. Через приотворенное окно было слышно, как о чем-то разговаривали

4

Владимир Добряков.