Покушение. Михаэль Бабель

врал.

      Знал!

      Чтобы оставаться человеком, когда от страха ноги не идут, но мужество, героизм, доблесть ведут.

      И как было мало тех, кто шли, волоча ватные ноги.

      Давно это было.

      И долго, все годы, был горький осадок: как мало.

      И не захотелось быть мужественным, героическим, доблестным.

      Кому это нужно?

      Мне? Чтобы оставаться человеком?

      Но я еврей. И должен оставаться евреем.

      Вот это нужно моему Б-гу.

      Его бояться. Быть Б-гобоязненным. Быть боящимся неба.

      И какое значение: сколько их – боящихся неба?

      И вдруг вспомнил старую песню:

      «Не боюсь я никого,

      Кроме Б-га одного!»

      Ой, как просто.

      Это сейчас просто.

      Плакать хочется.

      Вы слышите?!

      «Не боюсь я никого,

      Кроме Б-га одного!»

      9. Просьба: не приходить

      Среди рабаним получилось: один из четырех.

      Среди прочих…

      Знают прочие.

      Просьба: не приходить.

      Будет Хевра Кадиша – и прекрасно!

      Сидят они в своей машине на лавочках вдоль окон, по обеим сторонам от носилок. Не смотрят по сторонам. Перед ними носилки.

      В их глазах правда жизни. Её они не скрывают. Дома дети, тесно, жена с младшим на руках крутится по хозяйству.

      А они делают заповедь. Шепчут вечные слова. Честная работа. Что-то заработают.

      Возле разрытой ямы не ищут чистого места, сыплют землю в яму и в ботинки.

      Над засыпанным просят простить их.

      Их прощу и поблагодарю.

      10. На тропе к моему Израилю

      На тропе к моему Израилю в начале семидесятых писал книгу «Мой Израиль». Ощущал, что утопия ломает руки-ноги, отбивает внутренности, но не убивает.

      В начале девяностых писал «Прощай, Израиль… или Последняя утопия». Ощущал, что утопия убивает.

      Там – глубокой ночью на безлюдной окраине города крадутся за спиной, постукивая подкованными каблуками, – грубое запугивание.

      Здесь – обворожительная улыбка, ласковый голос, добренькие глазки – стерильно чистое убийство.

      Там – пугали, но не убивали, потому что упились кровью.

      Здесь – не пугают, но убивают, потому что ещё не упились.

      Там – пугали, но не убивали, потому что не могли спрятать концы.

      Здесь – не пугают, но убивают, потому что могут спрятать.

      Времена новые – много не надо: рава Кахане да его сына – вполне хватит. Да ещё тысячи помельче – в придачу.

      И страх подкреплён, подпёрт, поддержан.

      Без страха утопия – не утопия.

      Все должны бояться – и вцепившиеся в руль, и хватающиеся за заднее колесо.

      Чтобы знали: убить можно любого.

      И любой смысл придать убийству.

      Вот тогда будет порядочек.

      11. Я не оборачиваюсь

      Я не оборачиваюсь.

      Страшное – не за спиной.

      Страшное – везде.

      Страшное – каждая секунда.

      Страшное – ощущаешь.

      Как змею.

      Ползущую и шипящую.

      Когда спущена разнарядка убрать, страшные сигналы поступают извне.

      Пугают.

      Деморализуют.

      Парализуют.

      Продвигаешься