Чудак из пятого «Б». Владимир Железников

мым решительным образом.

      Если бы с нами рядом была тётя Оля, то она обязательно сказала бы под руку: «Неисправим дух хвастуна!»

      Это я-то хвастун?! Посмотрим, посмотрим….

      Да! Вы же не знаете тёти Оли. Это наша родственница и домашняя прорицательница. Она учительница литературы в отставке, ей уже за шестьдесят. Между прочим, большая благодетельница: уступила мне свою комнату, а сама переехала к сестре на другой конец Москвы. Получается, что она ничего, не тычет в нос своей добротой, как другие.

      Ну, отдала комнату и отдала и не напоминает. Но зануда! У-у-у, зануда номер один.

      Она воспитывала меня с пелёнок: говорят, запрещала писаться и плакать. И вроде бы ей удалось кое-чего добиться, но я думаю, это легенда, которую она распространяла сама. Не верится, чтобы я с моим характером поддался ей. Ни за что!

      В общем, она умоталась, и слава богу, потому что я не люблю, когда меня постоянно воспитывают. Иногда даже хочется сделать что-нибудь хорошее, но специально отказываешь себе в этом, чтобы не подумали, будто я поддался воспитанию. Хотя тётя Оля это делает хитро и незаметно.

      Но меня не проведёшь. У меня глаз намётанный. Я давно усвоил: главное в жизни – не поддаваться, а то погибнет всякая индивидуальность. А её надо беречь.

      Я, например, принципиально не собираю марки, потому что в нашем классе их собирают все; плохо учусь, потому что у нас все учатся хорошо. Как-то я сострил на истории, что урок выучил, но отвечать не буду. Правда, за это меня выгнали из класса и влепили единицу, а отец обозвал балбесом и кричал, что я значение слова «индивидуальность» понимаю шиворот-навыворот.

      Хе-хе-хе, если бы тётя Оля услышала словечко «умоталась»! Вот бы подняла шум: «Что ты делаешь с великим русским языком? Это же святыня святынь! На нём разговаривал сам Пушкин!»

      Но оставим тётю Олю в покое.

      Так вот, заметьте, уже на следующий день после отъезда отца я собрался идти за подарком. Я не люблю откладывать важные дела в долгий ящик.

      Только я вышел на улицу, как встретил своего лучшего друга Сашку Смолина.

      – Ты куда? – спросил Сашка.

      – Никуда, – ответил я. – А ты?

      – И я никуда, – сказал Сашка.

      – А у меня, – сказал я, – есть десять рублей, – вытащил папину десятку и похрустел перед Сашкиным носом.

      – Подумаешь! – сказал Сашка.

      – Да это же мои собственные! – возмутился я.

      – Ври, да не завирайся. Вот чем докажешь, чем?

      Мне надо было остановиться и ничем не доказывать, но хотелось добить Сашку, и я небрежно сказал:

      – Пошли в кино.

      И разменял папину десятку.

      А через несколько дней раздался междугородный телефонный звонок. Конечно, это звонил отец. Он беспокойный тип: стоит ему уехать, как тут же начинает названивать чуть ли не каждый день. Когда он узнал, что мамы нет дома, то стал спрашивать про подарок. Я сказал, что уже кое-куда ходил и кое-что видел.

      – А куда? – дотошно спросил он.

      Я ответил:

      – Естественно, в магазин.

      – А в какой?

      – «Всё для женщин».

      – Что-то я такого магазина не знаю, – сказал недоверчиво отец. – А ты, часом, не врёшь?

      – Я? Ты что?!

      А мне понравилось название «Всё для женщин». По-моему, прекрасное. А он так грубо: «Ты не врёшь?» Недаром тётя Оля говорила про него, что недоверчивость мешает ему наслаждаться жизнью.

      – А где он находится? – продолжал он допрос.

      – На улице Веснина. Как свернёшь, сразу по левую руку.

      – Там всю жизнь была керосиновая лавка! – завопил папа.

      – Её снесли, – храбро ответил я. – И выстроили новый магазин.

      Ну, а дальше в том же духе. Рассказал ему, как этот магазин выглядит и что там продают, а цены, цены, – куда там с нашей десяткой! Тут мой папаша почему-то тяжело вздохнул и повесил трубку.

      А жаль! Я бы ему ещё многое порассказал, не дали мне до конца расписать прелести магазина «Всё для женщин».

      Между прочим, я потом сходил на эту улицу Веснина.

      Папа оказался прав: там был хозяйственный магазин, и это вызвало у меня большое разочарование.

      На всякий случай я зашёл в лавку и почему-то купил там тюбик синей краски и кисть. Я бы не стал покупать, но в лавке никого не было, а продавец, сухонький зловредный старик, вцепился в меня хваткой бульдога и навязал.

      Я думаю, он в этой лавке работал ещё до революции, а в то время, как известно, была конкурентная борьба, вот он и научился всучивать. А я без привычки растерялся: ухлопал ни за что ни про что ещё один рубль из папиной десятки.

      Чтобы как-то успокоиться, я решил пустить краску в дело. Пришёл домой и выкрасил свою кровать в синий цвет. Получилось красиво. А то кровать старая, облупившаяся.

      Правда,