Нравы от времён. Алла Уланова

на своем языке, схожем с турецким и азербайджанским. Молодые люди общались на грузинском, русском, армянском, азербайджанском языках, в зависимости от того, в какой школе они учились.

      Мне вспоминается эпизод из далекого детства. В нашем четвертом классе училась Зина Махмудова, ей было 12 лет. Она рослая, хорошо оформившаяся девочка с двумя очень толстыми, длинными косами и большими черными глазами. Училась плохо, часто не ходила в школу. И вдруг мы узнаем, что у Зины – свадьба! В школу она ходила в форме, как все, а вот курды в те времена, особенно женщины, носили национальную одежду. И вот после уроков мы, 10-летние дети, побежали смотреть свадьбу, благо Зина жила недалеко от школы в большом дворе.

      И вот что мы увидели. Группа людей в национальных одеждах танцует, взявшись за руки, как в греческом сиртаки. Им аккомпанирует барабан и зурна. Это национальные музыкальные инструменты. На женщинах рубаха, шаровары, жилет, юбка плиссированная или в складочку, обязательно передник, шерстяной пояс и на голове – платок, в виде конуса, расшитый стеклярусом. Особенно удивляло разнообразие цветов в национальных нарядах женщин-курдов. У мужчин же традиционной одеждой считались широкие штаны, куртка, головной платок в виде чалмы и широкий пояс.

      Где-то в стороне разделывали барана, готовили костер, на треноге стоял большой казан с водой, в котором будет вариться мясо барана. Невеста Зина – девочка 12 лет – сидит в национальной одежде, с закрытым лицом рядом с женихом, дородным, «взрослым парнем», которому на вид лет 14–15.

      На нас, детей, это произвело неизгладимое впечатление, которое у меня не увядает на протяжении всей жизни. О дальнейшей судьбе Зины я ничего больше не знаю. Жених оказался из Армении и увез ее туда. Впоследствии я видела много таких свадеб, где выдавали замуж 12–14-летних девочек. Вот таков обычай. И это объясняется очень просто. С давних времен, когда жизнь была так коротка, девочек отдавали рано замуж, чтобы они успели народить как можно больше детей. Тут, по-видимому, срабатывал инстинкт самосохранения племен, народностей, наций. К тому же неизлечимые болезни и эпидемии просто косили народ и особенно маленьких детей.

      Похороны в Тбилиси 1960–1970

      В Тбилиси, едем в автобусе, который вдруг останавливается. Впереди идет похоронная процессия. Все смотрят в окна автобуса, и вдруг мальчик лет пяти громко, обращаясь к пассажирам, произносит сакраментальную фразу: «Все умрут, а я останусь!»

      Как хорошо, что человеческий мозг устроен так, что мы не осознаем, что рождение человека есть начало его конца. Мы думаем, что проживем длинную, счастливую и интересную жизнь. Хотя мы понимаем, особенно в зрелом возрасте, что наша жизнь не бесконечна, но всегда надеемся, притом подспудно, прожить долгую, счастливую жизнь. Только безнадежно больные и очень старые люди ощущают дыхание смерти, но сердце и разум не хотят мириться с этим. До самого конца человек надеется на выздоровление, на продолжение жизни, что проживет еще долго, строит планы на будущее.

      Удивительно,