Знак И-на. Татьяна Веденская

машина.

      – Опять же, ничего не берусь утверждать, – бросил Карташов. – Дорогой мой, самое же важное, что такой же точно след, не шин, я имею в виду, а обуви, мы нашли внутри дома убитого.

      – Не может быть! – невольно воскликнул Третьяков. – Там все сгорело же.

      – Не все, – покачал головой Карташов. – Мы обнаружили отпечаток обуви, аналогичный следам на улице и во дворе. Не целый, частичный, а если быть точным, отпечаток носка правого ботинка мы нашли внутри сейфа убитого. Я не уверен, что вы обратили внимание, но на полу в сейфе…

      – Была вода, – закончил за него Третьяков. Карташов помолчал, затем кивнул.

      – Скорее всего, это вода с подошвы. Снег набился в подошву, а потом растаял. Сами понимаете, выводов я вам не предложу, не моя работа, мой дорогой…

      – Он ждал Морозова. Спрятался в сейфе и ждал его там.

      – Возможно, вы правы. Хорошая теория, только одна проблема: следов, ведущих в дом, мы не обнаружили. Как я уже сказал, все найденные следы вели от дома, а не к нему.

      – Не важно, – замотал головой Третьяков, и та мысль, что смутно не давала ему покоя, вдруг приняла отчетливые очертания. – Я должен идти… Мне нужно кое о чем спросить у нее.

      – Вы имеете в виду дочь убитого?

      – Да, Илья Константинович. Спасибо вам большое, я побегу.

      – Можете не бежать, – сказал Карташов.

      – Почему? – опешил Иван.

      – А она уехала сразу после того, как мы взяли у нее образец. Я забыл сказать: она просила вам передать, что доберется домой сама.

      13

      Третьяков вылетел из кабинета Карташова, на ходу набирая Алисин номер. Она долго не отвечала, а затем все-таки приняла звонок, спросила, передал ли Карташов Ивану, что ее не нужно подвозить до Москвы.

      – Передал, – сухо подтвердил Иван, не комментируя.

      Алиса помялась и добавила виноватым тоном:

      – Мне нужно было очень срочно уехать, появилось важное дело. Не хотела вас отвлекать.

      – Очень любезно с вашей стороны, – язвительно бросил он, а про себя подумал – врет. Обычно вранье хорошо слышно, особенно для полицейских и следователей, которые по роду работы какой только лжи не наслушались. Алиса Морозова придумывала отмазки, – что ж, почему бы и нет. В конце концов, Третьяков не видел родителей уже, наверное, полгода. Как говорится, то-сё, работа да дела, как обычно. Как у всех. Раз уж он в Твери, может и к ним заехать. Не просто заехать – может остаться переночевать, отлежаться еще одну ночь, отложить решение еще на одни сутки.

      – В самом деле, я не хотела вас обидеть.

      – Я не ребенок, чтобы обижаться, – отбрил он ее. – Скажите, пожалуйста, Алиса Андреевна, в день убийства вашего отца, вы сказали, что, когда он вернулся, с его ботинок сильно натекло на пол. Так?

      – Да, так, – подтвердила она.

      – А вы не могли бы вспомнить, это был обычный снег с подошвы или на улице шел снег?

      – А зачем вам это? – не удержавшись, спросила Алиса.

      Тут уж Третьяков