Под чадрой. Александр Досов (Уз Бек)

красоту в помойку превратить.

      А можно, только очень осторожно,

      Как ангелочка чёрта полюбить.

      По полочкам все вещи расставляя,

      Всё называть своими именами.

      При этом, никого не оскорбляя,

      Манипулировать, жонглировать словами:

      Ну что за шнобель, точно чёрный ворон,

      Могла же так природа подвести.

      Но этим носиком, получше чем «прибором»,

      Девчонку можно до экстаза довести.

      И можно от «лохани» отвернуться,

      Плеваться, морщась, гадость бормотать,

      Или к «котёнку» нежно прикоснуться,

      Румяный «пирожочек» приласкать.

      Боишься к лохмам «пальчиком» коснуться,

      Что можно от «лахудры» ожидать…

      Как здорово в колосья окунуться,

      Губами зёрна спелые срывать.

      Косишься с отвращеньем на «гудок»

      И что-то шепчешь про баранов и коров,

      Но с наслажденьем «персиковый сок»

      По капельке ты слизывать готов.

      Лежит как чушка, только что не хрюкает,

      И вымя по постели раскидала,

      Котёнок пухленький, прижалась и мяукает,

      Ты вся моя, а мне тебя всё мало.

      Какая ж это всё же благодать

      Валяться на тебе, как на перине,

      Душою необъятное объять,

      Петь о клубничке, ягоде-малине.

      Ведь можно тупо отыметь и отодрать,

      Да так что не отмыться, не забыться,

      Плеваться и кого-то проклинать,

      И умереть, чтоб больше не родиться.

      А можно взять да и отдаться целиком,

      Дефектов никаких не замечая,

      Назвать репейник аленьким цветком,

      Ласкать, шепча: «любимая, родная».

      Любая грязь лечебной может быть,

      Если её разумно применить.

      На полуслове песнь оборвалась

      Позвольте мне, я кое-что опошлю,

      Надеюсь, что Володя нас простит.

      Он посещал и Францию, и Польшу,

      Иранцами он тоже не забыт.

      Объездил экзотические страны,

      Залазил куда можно и нельзя,

      В него влюблялись даже обезьяны,

      И крокодилы набивалися в друзья.

      Но он хотел единственную ту,

      Которая как Фигаро металась,

      Ей, примеряя мысленно фату,

      Душа за нею в горы поднималась.

      Рассудок потерял он и покой,

      Подглядывал за нею из-за шторы.

      Мечтал, как шаловливою рукой

      Поднимется по ножкам, словно в горы.

      Нырнёт под юбку, словно под лавину,

      Провалится в загадочную трещину,

      То Нину вспоминая, то Марину,

      Он получал то плюху, то затрещину.

      Возможно, повторился неумело я,

      Но, думаю, народ меня поймёт.

      Вернулась в терем скалолазка смелая

      В надежде, что он всё-таки придёт.

      А за окошком бесновались кошки,

      И под гитару кто-то напевал,

      Что лучше ножек могут быть лишь ножки,

      Никто между которых не бывал.

      «Как жаль, что я ему не отдалась» —

      За белой скатертью сидит она в печали,

      На