Все романы в одном томе. Фрэнсис Скотт Фицджеральд

четыре комнаты. Он не без удовольствия вошел в веселенькую гостиную и опустился на тахту, а девушки побежали хлопотать насчет закуски.

      – Феба – девочка что надо, – вполголоса сообщил ему Слоун.

      – Я побуду полчаса и уйду, – строго сказал Эмори и тут же одернул себя – кажется, это прозвучало брезгливо.

      – Еще чего, – возмутился Слоун. – Уж раз мы здесь, так нечего торопиться.

      – Мне здесь не нравится, – угрюмо сказал Эмори, – а есть я не хочу.

      Появилась Феба, она несла сандвичи, бутылку, сифон и четыре стакана.

      – Эмори, наливай, мы сейчас выпьем за Фреда Слоуна, а то он нас безобразно обскакал.

      – Да, – сказала Аксия, входя. – И за Эмори. Мне Эмори нравится. – Она села рядом с ним и склонилась желтой прической ему на плечо.

      – Я сам налью, – сказал Слоун, – а ты, Феба, займись сифоном.

      Полные стаканы выстроились на подносе.

      – Готово. Начали!

      Эмори замер со стаканом в руке.

      Была минута, когда соблазн овеял его, как теплый ветер, и воображение воспламенилось, и он взял протянутый Фебой стакан. На том и кончилось: в ту же секунду, когда пришло решение, он поднял глаза и в десяти шагах от себя увидел того человека из кафе. В изумлении он вскочил с места и выронил стакан. Человек сидел на угловом диванчике, прислонясь к подушкам. И лицо у него было такое же бледное, словно из воска – не одутловатое и матовое, как у мертвеца, и нездоровым его не назовешь – скорее, это бледность крепкого мужчины, который долго проработал в шахте или трудился по ночам в сыром климате. Эмори как следует рассмотрел его – позже он мог бы, кажется, нарисовать его в мельчайших подробностях. Рот у него был из тех, что называют откровенными, спокойные серые глаза оглядывали их всех по очереди с чуть вопросительным выражением. Эмори обратил внимание на его руки – совсем не красивые, но в них чувствовалась сноровка и сила… нервные руки, легко лежащие на подушках дивана, и пальцы то сжимались слегка, то разжимались. А потом Эмори вдруг заметил его ноги, и что-то словно ударило его – он понял, что ему страшно. Ноги были противоестественные… он не столько понял это, сколько почувствовал… как тайный грешок у порядочной женщины, как кровь на атласе; одна из тех пугающих несуразностей, от которых что-то сдвигается в мозгу. Обут он был не в ботинки, а в нечто вроде мокасин, только с острыми, загнутыми кверху носами, вроде той обуви, что носили в XIV веке. Темно-коричневые, и носы не пустые, а как будто до конца заполненные ступней… Неописуемо страшные…

      Видимо, он что-то сказал либо изменился в лице, потому что из пустоты вдруг донесся голос Аксии, до странности добрый:

      – Гляньте-ка на Эмори! Бедному Эмори плохо – что, головка закружилась?

      – Смотрите, кто это? – крикнул Эмори, указывая на угловой диванчик.

      – Ты это про зеленого змия? – расхохоталась Аксия. – Ой, не могу! На Эмори смотрит зеленый змий!

      Слоун бессмысленно ухмыльнулся:

      – Что, сцапал тебя зеленый змий?

      Наступило