Седьмое евангелие от «ЭМ». Франц Гюгович Герман

в комнату дочери.

      – Лида, Лида, – зашептала она, склонившись над спящей, – Лида, вставай скорее, наш удалой кажись не дышит!

      Лиду подбросило с кровати, как пружиной. Мальчик действительно не дышал.

      – Чай заваривай, – крикнула она матери и принялась делать искусственное дыхание, – крепкий.

      Уже после первых уверенных движений мальчик вновь задышал. Его заставили сделать несколько глотков крепкого чая и стали обкладывать бутылками с горячей водой, так как грелок не было. Ещё через несколько минут, убедившись, что ребёнку ничего не угрожает и сердце колотится, как у загнанного кролика, Лида бросилась искать среди ночи детского участкового врача.

      Бережной не стал дожидаться продолжения событий и удалился домой. Вся эта история и с фонтаном, и ночной остановкой сердца не могла быть простой случайностью. Но уж больно хитро была спланирована операция. Не давало покоя и отсутствие Вострикова, хотя для всей операциии его присутствие вроде бы как и не требовалось – он ведь был из «СНА».

      На следующий день Семёна проложили в больницу с диагнозом бронхаденит. Остановку сердца квалифицировали, как следствие высокой температуры.

      Три недели Бенрежной негласно приглядывал за ребёнком, но никаких замеченных необычностей не происходило. Через три недели Семён был выписан и для дальнейшего укрепления здоровья его отправили на полгода в туберкулёзный диспансер на «Собакиной речке» под Красноярском. Из событий этого бесконечного пребывания вне своей семьи маленький Семён запомнил только самые яркие случаи.

      Семёну сказали, что какое-то время ему надо будет жить в этом доме среди таких же ребятишек как и он, но без родителей, мол, они будут приезжать. Но на самом деле родителям категорически запрещалось навещать своих детей. Сначала отобрали все игрушки, которые Семён привёз с собой – игрушки здесь были общими. Потом закрылась дверь за родителями. Семён не хотел оставаться, он рвался, кричал и плакал, но его крепко держали. Раздеваясь перед сном, он вдруг обнаружил, что в одном из карманов его штанов лежит маленькая машинка – чёрный «зим». Она была такая маленькая, что умещалась полностью в маленьком кулачке Семёна, как большой чёрный таракан. Раздеваясь он незаметно перекладывал машинку под свою подушку, а, когда наступала тишина и все спали, тихонько вытаскивал её и катал по подушке. Утром он проверял на месте ли машинка и во время подъёма незаметно перекладывал её в карман своих штанов. Машинка – это была единственная частица-воспоминание о жизни в семье.

      Каждое утро начиналось с построения. Ещё без верхней одежды в одних трусах и майках все ребятишки выстраивались в шеренгу. Две медсестры шли вдоль строя, держа в руках: одна – толстую бутылку и столовую ложку, другая – пук ваты. Подходя к очередному ребёнку, тот должен был широко открыть рот и проглотить содержимое столовой ложки, которое ему вливала первая медсестра. Вторая следила, чтобы жидкость была проглочена и кусочком ваты вытирала губы. Это был рыбий жир. Это было ужасно, но избежать этого не